XXI Победа или поражение? Подготовка к конференции была проведена Сталиным по всем требованиям аппаратной механики. Уже на Московской губернской конференции лидеры оппозиции обращали внимание на то, что на районных конференциях за резолюции, предложенные ЦК, голосовало

Поражение и победа 24 мая союзное командование в Лондоне решило, что из-за катастрофической ситуации во Франции, где началась финальная стадия битвы за Дюнкерк, нарвикскую операцию следует завершить, но сначала нужно взять город, чтобы спокойно провести эвакуацию и

Глава I ПОБЕДА И ПОРАЖЕНИЕ 1604–1605 гг Поездка в Краков и аудиенция при польском дворе наметили в жизни претендента новую эпоху. Возвратившись в Самбор, он знал, чего держаться и на что можно отважиться. Король предоставлял свободу действий и тайно поддерживал его; группа

Победа или поражение? Последние дни войны стали тяжелым испытанием для Маннергейма. Потери неуклонно росли, а резервов практически не осталось. Солдаты вымотались, оружие приходило в негодность. Верховный знал, что в Москве уже идут переговоры о заключении мира, и просил

О сражении при Бородине

Голеницев-Кутузов-Смоленский Михаил Илларионович,
принимающий командование над российскими войсками.
Гравюра И.И.Теребенева по его же рисунку. 1813 год.

Позиция при Бородине

После донесения моего о том, что неприятель 24-го числа производил атаку важными силами на левой фланг нашей армии, 25-е число прошло в том, что он не занимался важными предприятиями, но вчерашнего числа, пользуясь туманом, в 4 часа с рассветом направил все свои силы на левой фланг нашей армии. Сражение было общее и продолжалось до самой ночи. Потеря с обеих сторон велика: урон неприятельской, судя по упорным его атакам на нашу укрепленную позицию, должен весьма нашу превосходить. Войски вашего императорского величества сражались с неимоверною храбростию. Батареи переходили из рук в руки и кончилось тем, что неприятель нигде не выиграл ни на шаг земли с превосходными своими силами.

Ваше императорское величество изволите согласиться, что после кровопролитнейшего и 15 часов продолжавшегося сражения наша и неприятельская армии не могли не расстроиться и за потерею, сей день сделанною, позиция, прежде занимаемая, естественно, стала обширнее и войскам невместною, а потому, когда дело идет не о славах выигранных только баталий, но вся цель будучи устремлена на истребление французской армии , ночевав на месте сражения, я взял намерение отступить 6 верст, что будет за Можайском , и, собрав расстроенные баталиею войска, освежа мою артиллерию и укрепив себя ополчением Московским, в теплом уповании на помощь всевышнего и на оказанную неимоверную храбрость наших войск увижу я, что могу предпринять противу неприятеля.

Примечания

Подробное донесение М. И. Кутузова о Бородинском сражении - см. документ № 131 .

В текст настоящего рапорта Александр I внес существенные изменения. Часть текста была им вычеркнута, отдельные фразы "отредактированы". В таком виде рапорт был опубликован в газетах 1812 года и в ряде последующих изданий.

Начало абзаца со слов: "Ваше императорское величество...", кончая словами: "истребление французской армии",- в подлиннике зачеркнуто карандашом.

Слова: "...я взял намерение... за Можайском" - в подлиннике зачеркнуты карандашом.

Конец рапорта рукой Александра I изменен следующим образом: слова "не могу" исправлены на "не мог"; часть текста, начиная со слова "разобраться..." и до конца зачеркнута, и сверху карандашом рукой Александра I написано: "Собрать подробных сведений".

[Воспроизводится по книге: Бородино. Документы, письма, воспоминания. М.: Советская Россия, 1962. Документ N 89. С.101-102]

Рапорты русских военачальников о бородинском сражении

Электронную публикацию документов подготовили Елена Боброва и Олег Поляков при участии Натальи Гутиной и Максима Гончарова.

Библиотека интернет-проекта "1812 год".

25 августа 1812 г. Кутузов направил императору рапорт о сражении при Шевардине, которое в историографии упорно обозначается словом «бой». Кутузов сообщает подробности о Шевардинском «деле», до сих пор представляющем много неясного для историков. Он писал: «...24-го числа с отступлением ариергарда к кор-де-баталь неприятель предпринял направление в важных силах на левой наш фланг, находящийся под командою князя Багратиона. Видев стремление неприятеля главнейшими силами на сей пункт, дабы сделать таковой надежнее, признал я за нужное загнуть оный к прежде сего укрепленным возвышениям. С 2 часов пополудни и даже в ночи сражение происходило жаркое весьма, и войски Вашего Императорского Величества в сей день оказали ту твердость, какую заметил я с самого приезда моего к армии. <...> И вообще войска не уступили ни одного шага неприятелю, но везде поражали его с уроном с его стороны».

Причины, характер и исход столкновения у Шевардина изложены Кутузовым с точки зрения ситуации утра 25 августа, когда полководец не имел надобности переосмысливать происшествие в связи с последующими событиями. Он определенно указывает на то, что нападению противника подвергся «кор-де-баталь» левого фланга, а не какой-нибудь «передовой отряд», возникший в поздних описаниях. Кутузов не склонен преуменьшать масштабов события. Результатом нападения противника явилось сражение «жаркое весьма», а вовсе не арьергардный бой местного значения. Русские войска, по словам Кутузова, не уступили неприятелю «ни одного шага», хотя здесь же сообщается о перемещении левого фланга как о следствии «стремления неприятеля». Правда, левый фланг «загнулся» к «прежде сего укрепленным возвышениям», но из текста не совсем понятно, почему нельзя было занять эту позицию до нападения противника. В этом случае из рапорта явствует, что именно этой второй позиции русские войска не уступили «ни одного шага».

В рапорте не упоминается ни одного топонима; тем не менее, из него можно сделать вывод, что схватка при Шевардине имела целью не допустить неприятеля именно к этим «прежде укрепленным возвышениям», то есть к Семеновскому. К этому же документу Кутузов приложил план или «кроки позиции при Бородине 25 августа», или же, как он сам выразился, «сколок с позиции», где показано расположение русских войск к началу битвы 26 августа, когда в районе Шевардина уже находились главные силы Наполеона. Сложности с толкованием назначения Шевардинского редута Кутузова тоже пока не волновали.

Документы, предшествующие битве, позволяют сделать следующие выводы. Рапортом от 23 августа 1812 г. Кутузов известил Александра I о своих планах и намерениях в генеральном сражении. Он поставил императора в известность об ограниченной численности регулярных войск накануне сражения, не скрывая недостатков прибывшего подкрепления — новобранцев и ополченцев, подчеркнул значимость содействия с флангов армий А.П. Тормасова и П.В. Чичагова. Кутузов объективно оценил достоинства и недостатки Бородинской позиции, указав на возможность флангового обхода левого крыла, как на главную опасность, которая принудила бы его отступить, даже не принимая сражения.

Оригинал «Диспозиции...» от 24 августа 1812 года, подписанный Беннигсеном, специалисты не вводили в научный оборот, предпочитая использовать черновой вариант документа, опубликованный М.И. Богдановичем. Комментарий к документу содержит грубейшие ошибки в толковании военных терминов и обходит молчанием существенные детали. В частности, это касается датировки источника. «Диспозиция...» не соответствует расположению войск ко дню битвы 26 августа, но указывает на порядок их размещения накануне «Шевардинского дела» 24 августа. Этот документ содержит ценные сведения об управлении русской армии при Бородине - тема, не привлекавшая внимание специалистов, допускающих ошибки из-за неправильного толкования этого источника.

Рапорт Кутузова от 25 августа 1812 г. содержит описание «Шевардинского дела», позволяя установить, что последующие версии событий 24 августа со временем приобрели в историографии совершенно иное толкование: «адское дело на левом фланге», как назвал его Кутузов, стали рассматривать в качестве арьергардного боя, что не соответствует показаниям синхронных источников.

Первые документы, в которых сообщалось о состоявшемся сражении - рапорт М.И. Кутузова Александру I от 27 августа, помеченный словами: «позиция при Бородине» и «Официальные известия из армии от 27 августа».

Рапорт главнокомандующего был лаконичен в той части, где излагался ход сражения. Вероятно, целью Кутузова было не столько изложить подробности самой битвы, сколько мотивировать свои последующие действия, а именно: оставление поля боя неприятелю, невзирая на одержанный успех. Главнокомандующему, очевидно, непросто было подписать текст рапорта, где сразу же после абзаца, заканчивающегося словами «неприятель нигде не выиграл ни на шаг земли», следовали настораживающие подробности, могущие оказаться убийственными для репутации полководца. Кутузов писал: «Ваше Императорское Величество изволите согласиться, что после кровопролитнейшего и 15 часов продолжавшегося сражения наша и неприятельская армия не могли не расстроиться и за потерею, сей день сделанною, позиция, прежде занимаемая, естественно, стала обширнее и войскам невместною, а потому, когда дело идет не о славе выигранных только баталий, но вся цель будучи устремлена на истребление французской армии , ночевав на месте сражения, я взял намерение отступить 6 верст, что будет за Можайском , и, собрав расстроенные баталиею войска, освежа мою артиллерию и укрепив себя ополчением Московским, в теплом уповании на помощь Всевышнего и на оказанную неимоверную храбрость наших войск увижу я, что могу предпринять противу неприятеля».

Рапорт был опубликован в Прибавлении к «Санкт-Петербургским ведомостям» № 71 от 3 сентября. В это время армия Наполеона уже вторые сутки находилась в Москве, и это обстоятельство сделалось тем более неожиданным для большинства россиян, что в напечатанном тексте рапорта ничто не предвещало подобной катастрофы. Дело в том, что император приказал при публикации изъять из текста выделенные слова, и содержание документа существенно изменилось. Сокращению подверглась и фраза «я взял намерение отступить 6 верст», по поводу которой Александр I писал своей сестре вел. кн. Екатерине Павловне: «Эти роковые 6 верст, отравившие мне радость победы». Император заподозрил неладное, хотя 30 августа в день его тезоименитства при большом скоплении народа в Троицком соборе Александро-Невской лавры рапорт Кутузова был оглашен полностью и.о. военного министра князем А.И. Горчаковым 1-м. 31 августа царь подписал рескрипт о пожаловании Кутузову чина генерал-фельдмаршала, соответственно повелев его супруге «быть двора нашего статс-дамою».

Позднее недоброжелатели Кутузова, основываясь на газетной публикации, утверждали, будто «лживый старик» обманом получил чин фельдмаршала, скрыв от Александра I в рапорте факт отступления с Бородинского поля. Однако император читал оригинал рапорта, из которого, даже вопреки его заверениям сестре, он не узнал в общем-то ничего нового: Кутузов предварил его о возможности отступления с Бородинского поля в рапорте от 23 августа. Теперь же полководец по-прежнему ожидал прибытия «депотов второй линии» Лобанова-Ростовского и Клейнмихеля, «Московской силы» во главе с Ростопчиным. По иронии судьбы в тот же день, когда в Троицком соборе читали рапорт Кутузова от 27 августа, сам он получил именной рескрипт императора от 24 августа, где говорилось: «Касательно же упоминаемого вами распоряжения о присоединении и от князя Лобанова новоформируемых полков я нахожу оное к исполнению невозможным <...> А посему и нахожу необходимым, чтобы вы формируемых полков под ведением генерала Лобанова и генерал-лейтенанта Клейнмихеля в армию не требовали».

О самой битве в рапорте сообщалось: «Сражение было общее и продолжалось до самой ночи. Потеря с обеих сторон велика: урон неприятельской, судя по упорным его атакам на нашу укрепленную позицию, должен весьма нашу превосходить. Войски Вашего Императорского Величества сражались с неимоверною храбростию. Батареи переходили из рук в руки и кончилось тем, что неприятель нигде не выиграл ни на шаг земли с превосходными своими силами». Потери среди командного состава оговаривались особо. Известие о ранении главнокомандующего 2-й армией позволяло делать выводы об ожесточенном характере военного столкновения: «К сожалению, князь Петр Иванович Багратион ранен пулею в левую ногу». Далее перечислены: «генерал-лейтенанты Тучков , князь Горчаков , генерал-майоры Бахметевы , граф Воронцов, Кретов ранены». Отсутствуют сведения о погибших генерал-майорах гр. А.И. Кутайсове и А.А. Тучкове 4-м, вероятно, оттого, что тела обоих обнаружены не были, и главнокомандующий должен был собрать сведения о них как о пропавших без вести и дождаться подтверждения неприятельской стороны, что они не находятся в плену.

В документе содержались неточности в описании хода сражения. Так, в нем говорится: «...Β 4 часа с рассветом направил [неприятель] все свои силы на левой фланг нашей армии». Но 4 часа утра - это слишком рано для наступления рассвета при Бородине в это время года. При солнечной погоде, а день 26 августа выдался именно таким, рассвет наступает не ранее 6.00. Явным преувеличением явилась фраза о том, что неприятель «нигде не выиграл ни на шаг земли». Самое удивительное — в рапорте ни словом не упоминается о событиях в центре, в том числе вокруг батареи Раевского, которую впоследствии стали называть не иначе, как «ключом позиции». Ни словом не обмолвился главнокомандующий о нападении на село Бородино на правом фланге и о рейде кавалерии Уварова и Платова, которым впоследствии в историографии будет придаваться особое значение.

С точки зрения полноты первой версии о сражении, возникшей еще в период до оставления Москвы, более интересны «Официальные известия из армии от 27 августа» (далее «Официальные известия»). Они печатались на французском языке и предназначались «для населения Европейских стран и войск противника». Их печатный вариант хранится в РГВИА, а рукописный — был обнаружен А.Г. Тартаковским в ГАРФ.

Изучением содержания этого документа, а также историей его возникновения и датировкой, занимались Ю.М. Лотман и А.Г. Тартаковский. Они пришли к выводу, что «Официальные известия» предшествовали рапорту Кутузова на том основании, что в них не сообщается об отступлении. Так Ю.М. Лотман писал о вероятном времени появления «Официальных известий»: «Листовка, изданная на следующий день после Бородинского сражения, была составлена, видимо, в ночь с 26 на 27 августа, о чем свидетельствует сочетание подробнейших деталей в описании событий первого из этих дней с полным незнанием того, что произошло наутро второго». Основываясь на текстуальных совпадениях обоих источников, А.Г. Тартаковский сделал заключение: «Поскольку рапорт был составлен уже после издания листовки, следует полагать, что в ее подготовке непосредственно участвовал сам Кутузов».

В «Официальных известиях», помимо отсутствия упоминания о «6 верстах», наличествуют совершенно невероятные сведения: «На следующий день генерал Платов был послан для его [неприятеля] преследования и нагнал его арьергард в 11-ти верстах от деревни Бородино». Вот как представлялась ученому обстановка, в которой родилась эта фраза: «В этой атмосфере ожидавшейся наутро битвы в Главной квартире и могла вполне естественно явиться мысль о наступательных действиях войск Платова, которые составляя прикрытие русской армии, в случае атаки на противника должны были первыми перейти в наступление». На это следует возразить: казаки никогда не использовались первыми для атаки противника в регулярном сражении. Они могли прикрывать отход русских войск с позиции, как это было после Бородинского сражения; они могли преследовать расстроенного неприятеля; совершать разведывательные действия, внезапные рейды во фланг и в тыл, угрожая обозам, но противостоять регулярным силам в полевом сражении были не в состоянии и странно приписывать военным того времени подобные намерения.

«Официальные известия» не могли предшествовать рапорту по ряду причин. Во-первых, Кутузов прежде всего должен был известить обо всем случившемся императора, а не заботиться о том, в каком виде события предстанут перед «европейской общественностью». Следовательно, в основу «Официальных известий» был положен рапорт, а не наоборот. Именно этим, на наш взгляд, и объясняется текстуальное совпадение. Во-вторых, не сам Кутузов составлял эти документы, а те, кому он поручал это сделать. В частности, рапорт был составлен будущим историком, а при Бородине — адъютантом Кутузова А.И. Михайловским-Данилевским. Он оставил свидетельство о времени появления рапорта, на которое не обратили внимания исследователи. Это свидетельство позволяет судить об обстановке в Главной квартире Кутузова, чуждой эйфорическим настроениям, которые, по мнению некоторых специалистов, там царили. Так, Михайловский-Данилевский писал: «К концу сражения все были истощены от усталости, потому что мы находились верхом на лошадях 18 часов; я лег спать, но едва закрыл глаза, как меня вызвали к Главнокомандующему, которого я застал вдвоем с Беннигсеном, рассуждающих о том, что надлежало предпринять <...> Светлейший велел мне в своей комнате написать донесение к Государю и еще разные другие бумаги, за которыми я провел до двух часов пополуночи, а в сие время я сел верхом и поехал с полковником Кайсаровым, чтобы устроивать [так в тексте] некоторый порядок в отступлении артиллерии <...> Армия находилась уже на марше, различные чувства увидел я при рассвете на лицах офицеров и солдат...».

Адъютант Кутузова, регулярно заполнявший на походе свой дневник, отметил, что первой заботой главнокомандующего был рапорт Александру I. «Официальные известия» в лучшем случае могли попасть в разряд упомянутых здесь же «разных других бумаг». В момент отступления у армии были дела поважнее. Едва лишь стихли залпы орудий, Кутузов обратился с одинаковым распоряжением к Барклаю и к Дохтурову: «Я из всех движений неприятельских вижу, что он не менее нас ослабел в сие сражение, и потому, завязавши уже дело с ним , решился я сегодняшнюю ночь устроить все войско в порядок, снабдить артиллерию новыми зарядами и завтра возобновить сражение с неприятелем. Ибо всякое отступление при теперешнем беспорядке повлечет за собою потерю всей артиллерии ». Михайловский-Данилевский, приводя текст этого приказа в своем сочинении, «потому что я оного не нашел ни в одном сочинении об Отечественной войне», снабдил публикацию комментарием прямо противоположным по смыслу: «Из сего важного документа видно, что на отступление решились ввечеру, когда подробно узнали о претерпенных нами потерях». Кутузова же вынуждало к новому сражению опасение, что он не сможет вывести с поля боя войска, пришедшие в неизбежное расстройство и, главное, угроза потери артиллерии. Главнокомандующий невольно проговорился о своих замыслах, когда счел нужным объяснить соратникам не причины отступления, а напротив, намерение атаковать. Убедившись же в пассивном поведении противника, который не препятствовал отходу русских и преследовал вяло, Кутузов немедленно приказал оставить позицию, и только теперь он мог приступить к составлению бумаг, оповещавших царя и общественность о победоносном исходе сражения. Отметим, что в русской армии потеря артиллерийского орудия приравнивалась к потере знамени. Если бы Кутузов лишился артиллерии, покидая позицию, то весь предыдущий успех был бы перечеркнут потерей «материальной части армии», и в этом случае и победный рапорт и «Официальные известия» вообще лишались бы всякого смысла. Таким образом, оба документа были составлены в то время, когда позиция уже была оставлена русскими войсками. На замечание исследователей о том, что Кутузов «не мог обманывать», возразим словами самого же Кутузова, сказанными Ермолову: «Голубчик, не все можно писать в рапортах».

Отличием «Официальных известий», свидетельствующим о том, что они создавались не сгоряча, а уже после рапорта, является пространный зачин документа, сообщающий о прибытии к армии 17 августа Кутузова в Царево-Займище, где намеревался дать сражение Барклай де Толли: о Кутузове говорилось: «Он нашел 1-ю и 2-ю армии соединенными, но отступающими на Гжатск и покидающими Вязьму, где генерал Барклай де Толли признал позицию недостаточно выгодной. Князь Кутузов решил со своей стороны не давать сражение до тех пор, пока не получит подкрепление». Так, в документе впервые открыто признавалась главная причина, побуждавшая русскую армию к отступлению - нехватка войск.

Сообщение о малочисленности русских армий в «Официальных известиях», распространяемых не только за границей, но и в России, могло быть вызвано случаем, даже в тех трагических обстоятельствах не утратившим характер курьеза. Московский генерал-губернатор Ф.В. Ростопчин, как явствует из его переписки с П.И. Багратионом, имел обыкновение присылать в армию свои афиши или «Дружеские послания от Главнокомандующего в Москве к жителям ее». Будучи человеком увлекающимся, в афише №7 от 17 августа он неожиданно выдал секретные сведения о численности обеих армий: «Я жизнию отвечаю, что злодей в Москве не будет, и вот почему: в армиях 130 000 войска славного». Свидетельство о том, какое впечатление произвела на население эта информация не в меру разоткровенничавшегося Ростопчина, содержится в записках М.И. Маракуева: «В одной из тех афишек он, писавши о дешевизне говядины в Москве, исчисляет тут же всю российскую армию. Ничего в то время пагубнее выдумать невозможно было, как это исчисление. Армии насчитал он до 120 тысяч, между тем как публика полагала, что ее есть налицо от 400 тысяч». Неожиданность этих «исчислений» усугублялась прежними заверениями самого же Ростопчина. В афише №1 от 1 июля в форме обращения к Наполеону сообщалось: «А на Руси што, знаешь ли ты, забубенная голова? Выведено 600000, да забритых 300000, да старых рекрутов 200000».

В неловкой ситуации, спровоцированной высокопоставленным лицом, естественно, ничего не оставалось делать, как дать соответствующее разъяснение и, признав факт нехватки войск, выражать надежду на прибытие подкрепления.

Кто был автором «Официальных известий»? Отмеченные текстуальные совпадения с рапортом указывают на то, что и здесь, возможно, не обошлось без участия Михайловского-Данилевского. Приведенный выше фрагмент позволяет также предположить, что активное участие в создании документа принял директор Дипломатической канцелярии Кутузова барон И.О. Анштетт. Впоследствии он регулярно выполнял обязанности по составлению подобных документов. В частности им были составлены «Известия» о взятии Вереи и о Березинской переправе. Вступление «Официальных известий» напоминает другое сочинение Анштетта, составленное им совместно с К.В. Нессельроде в начале войны (его содержание подробно описывается в мемуарах А.С. Шишкова). Именно этот текст был предложен тогда Александром I Шишкову для переработки в Манифест, объясняющий отступление русских армий в качестве «некой хитрости, обещающей нам огромную победу». Шишков отказался работать с этим сочинением, ввиду того, что «бумага эта от начала до конца не с таким достоинством написана, как ей быть должно». Смущали государственного секретаря и другие обстоятельства: «Вид бегства всей армии при самом начале войны, сие быстрое стремление неприятеля и сие, без всякого сопротивления, уступание ему стольких городов, земель и селений приводили всякого в уныние. Самая надежда на войска ослабевала; ибо они разделены были на главные части: <...> неприятель почти уже находился между ними, не допуская их до соединения».

И вот только теперь после кровопролитного 15-часового сражения обстоятельства позволили употребить в «Официальных известиях» строки из несостоявшегося прежде манифеста: «Таким образом, наша армия беспрерывно укреплялась, приближаясь к своим базам, тогда как французские армии, удаляясь от своих подкреплений, ослабевали, продвигаясь вперед. Такой план действий казался наиболее подходящим, чтобы компенсировать численное превосходство, которое представляли неприятелю все государства Европы. Направляемый и выполняемый князем Кутузовым, он не замедлил дать блестящие результаты».

Александр I, безусловно, узнал эти строки из бумаги, сочиненной по его просьбе в июне 1812 г. Анштеттом и Нессельроде («Анстет и Нессельроде ходили часто к Государю и нечто ему читали» - вспоминал впоследствии Шишков). Так называемый «скифский план» был впервые «обнародован» при Кутузове. Можно себе представить состояние его предшественника Барклая де Толли, который объяснял отступление своей армии то «ошибками Багратиона», то «недеятельностью Тормасова». Занятый этими «мелочами» бывший военный министр совершенно упустил из виду «большую стратегию» и только теперь увидел самый главный аргумент своего оправдания — наличие «скифского плана», объясняемого преднамеренностью действий, то есть всего того, о чем так связно, складно и, главное, к месту было написано в «Официальных известиях» в отношении Кутузова.

После преамбулы следовало подробное описание событий при Бородине, осмысленное уже после того, как долгожданное генеральное сражение стало фактом. Но вот что поразительно: в документе ни словом не упоминается о наличии какой-нибудь связи между генеральной битвой и необходимостью защиты Москвы. Название древней столицы возникло здесь лишь однажды: «Князь Кутузов решил со своей стороны не давать сражений до тех пор, пока не получит подкреплений, которых он ожидал из Москвы и Калуги». Это еще раз подтверждает, на наш взгляд, что основной текст «Официальных известий» был составлен иностранцем, едва ли не из тех, кто утверждал, «что первый пистолетный выстрел должен раздаться только под Смоленском», то есть Анштеттом. В противном случае, чем еще можно объяснить исчезновение из поля зрения сочинителя такого животрепещущего военно-политического аспекта, как участь Москвы и средств к ее защите. В этом, пожалуй, заключается главное различие между рапортом от 27 августа и «Официальными известиями». Очевидно, Кутузов был настолько поглощен решением насущных военных проблем (отразившихся в его переписке), что не уделил должного внимания этому документу и вряд ли принимал участие в его сочинении, по-видимому доверив это занятие в основном И.О. Анштетту и начальнику походной типографии А.С. Кайсарову.

В «Официальных известиях», как и в рапорте от 23 августа сообщается: «Деревня Бородино, расположенная в 12-ти верстах от этого города [Можайска], была пунктом, где он [Кутузов] решился ожидать подхода противника». Здесь имеется расхождение с рапортом от 27 августа, где Кутузов явно оговорился, сообщив, что он решился отступить «6 верст, что будет за Можайском», то есть он уже на марше отсчитывал расстояние не от села Бородина, где была избрана позиция, а, очевидно, от своей Главной квартиры в деревне Татариново. Не исключено, что именно эта «описка» Кутузова имела последствием то, что Н.А Троицкий полагает, что главнокомандующий там же находился и во время сражения. Ученый упустил из вида, что ночь перед битвой Кутузов провел недалеко от своего командного пункта в деревне Горки «позади центра русских армий».

В ночь на 8 сентября (27 августа) войска объединенной армии князя Кутузова (кроме ее арьергарда под началом атамана М.И. Платова) очистили Бородинскую позицию и начали отступать за город Можайск к селу Жуково.

1-я гренадерская, 4-я (без Волынского и Тобольского пехотных полков) и 17-я пехотные дивизии под общим командованием генерал-лейтенанта Багговута, будучи почти полностью отрезаны от других войск армии Кутузова, вынуждены были начать отход с Бородинской позиции ранее всех частей, еще в десятом часу вечера 7 сентября (26 августа).

Когда диспозиция об отступлении соединенной армии князя Галинищева-Кутузова с Бородинской позиции к городу Можайску еще только что была получена в войсках, три дивизии генерал-лейтенанта Багговута находились уже в 4 1/2 верстах от Можайска.

Отход объединенной армии с поля Бородинского сражения происходило двумя колоннами:

Первая (правая или северная) колонна армии, состоявшая из войск правого фланга и центра, т. е. из 1-й Западной армии генерала Барклая де Толли, отступала к Можайску по новой Смоленско-Московской дороге.

Вторая (левая или южная) колонна Соединенной армии, состоявшая из войск 2-й Западной армии под началом генерала Дохтурова, отступала к Можайску по старой Смоленско-Московской дороге.

Для прикрытая и обеспечения отступления армии был составлен особый арьергард, командование которым Кутузов возложил на атамана Платова. В состав арьергарда вошли казачий корпус 1-й Западной армии (атамана Платова), Масловский отряд генерал-майора Пассека (4-й, 30-й, 48-й егерские полки), Волынский и Тобольский пехотные полки (4-й пехотной дивизии), Изюмский гусарский полк и 2-я конная рота Донской артиллерии (12 орудий). Все эти войсковые части оставались на нашей Бородинской позиции до четырех часов утра 8 сентября (27 августа), после чего они тоже стали отходить к Можайску.

Прибыв в город, пехота и конная артиллерийская рота арьергарда, поступили под начало генерал-майора барона Розена. Эти войска заняли сам Можайск, а казачий корпус атамана Платова, получив приказ Кутузова «удерживаться в городе Можайске», расположился левее (южнее) города. Разъезды докладывали о том, что войска наполеона двинулись значительными силами вперед. Кутузов приказал 1-й и 2-й Западным армиям расположиться временно на высотах позади (восточнее) Можайска для поддержки войск арьергарда.

Главнокомандующий всеми действующими армиями, Князь Голенищев-Кутузов из главной квартиры при селе Бородине от 8 сентября (27 августа) отправил донесение Государю Императору:

После донесения моего [от 25 августа] о том, что неприятель 24 числа [августа] производил атаку важными силами на левый фланг нашей армии, 25 число [августа] прошло в том, что он не занимался важными предприятиями; но вчерашнего числа, пользуясь туманом, в 4 часа с рассветом направил все свои силы на левый фланг нашей армии. Сражение было общее, и продолжалось до самой ночи: потеря с обеих сторон велика; урон неприятельский, судя по упорным атакам на нашу укрепленную позицию, должен весьма нашу превосходить.

Войска Вашего Императорского Величества сражались с неимоверною храбростью: батареи переходили из рук в руки и кончилось тем, что неприятель нигде не выиграл ни на шаг земли с превосходными своими силами. Ночевав на месте сражения и собрав расстроенные баталиею войска, освежа мою артиллерию и укрепив себя ополчением Московским, в теплом уповании на помощь Всевышнего и на оказанную неимоверную храбрость наших войск, увижу я, что могу предпринять противу неприятеля. К сожалению Князь Петр Иванович Багратион ранен пулею в левую ногу; Генерал-Лейтенанты: Тучков, Князь Горчаков; Генерал-Майоры: Бахметьевы, Граф Воронцов и Кретов, ранены. У неприятеля взяты пленные и пушки, и один бригадный Генерал. Теперь ночь, я не мог еще собрать подробных сведений.

Французы провели ночь после Бородинского сражения на своих биваках среди раненых умирающих и трупов, без огней и без продовольствия. По воспоминаниям французских офицеров «армия находилась в каком-то оцепенении, не видя конца своим бедствиям».

Для преследования отступающих русских войск Наполеон сформировал авангард из четырех резервных кавалерийских корпусов и из пехотной дивизии генерала Дюфура (бывшая дивизия генерала Фриана).Во главе авангарда поставлен маршал Мюрат. За войсками Мюрата должны были следовать Мортье с молодой гвардией и корпус маршала Даву, а позади них корпус маршала Нея и Старая гвардия.

5-й армейский корпус Понятовского двинулся по старой смоленской дороге и затем повернул вправо на Борисов. Корпус вице-короля Евгения Богарне 8 сентября (27 августа) пополнился свежей 15-ой итальянской дивизией генерала Доминика Пино, и, переправившись через Москву реку ниже впадения в нее Калочи, при селе Успенском, двинулся левее основных сил к Рузе.

Войска вестфальского корпуса под командованием Жюно были оставлены на Бородинском поле, для помощи раненым, и похорон убитых. После этого им предписывалось двигаться к Можайску.

Наполеон имел намерение расположить свою главную квартиру в Можайске приказал маршалу Мюрату спешно двигаться к городу и вытеснить оттуда русские войска. Войска Мюрата подошли к Можайску в пятом часу пополудни 8 сентября (27 августа) и открыли сильную канонаду, но не смогли овладеть городом.

9-й армейский корпус маршала Виктора прибыл в Вильно.

Бой арьергарда Платова при Можайске.

Арьергард Соединенной армии светлейшего князя М.И. Голинищева-Кутузова под началом атамана М.И. Платова сдерживал наступление французского авангарда под командованием Мюрата.

Подробности боевых действий в этот день не сохранились. Известно только, что отряд подполковника Войска Донского Власова 3-го (Максима), в составе Перекопского, Симферопольского конно-татарского, 1-го Башкирского полков и Донского казачьего полками Краснова 1-го, Андриянова 2-го и Чернозубова – «при городе Можайске, удерживая неприятельскую от места генерального сражения сильную атаку и многократно дружными ударами обращал оную назад, неприятель, видевши большое наше сопротивление, чтобы для себя занять выгодную позицию, принужден был защищать свою кавалерию пушечными картечными выстрелами».

О наших потерях арьергарда Платова в боях 8 сентября (27 августа) при Можайске известно только, что в Донском казачьем подполковника Харитонова 7-го полку убиты сотник Желтоножкин и 6 казаков, ранен 1 урядник.

Стычка казаков с неприятелем при местечке Жлобин.

Партия казаков из состава Донского казачьего полковника Грекова 9-го полка (Алексея) (2-й резервный корпус генерал-лейтенанта Эртеля) встретилаcm 8 сентября (27 августа) около местечка Жлобин с французским отрядом и вступилf сними в стычку. Хорунжий Зот Авдеев со своими казаками взял в плен семь французских пехотинцев.

Бой казаков с австрийцами при селе Новодворцы.

Донской казачий полковника Исаева 2-й полк (2-й резервный корпус генерал-лейтенанта Эртеля) с 29 августа (17 августа) находился «в экспедиции до города Пинска». 8 сентября (27 августа) казаки при селе Новодворцы разбили австрийский отряд и захватили несколько пушек. За это дело есаул Степан Каршин награжден орденом Св. Георгия 4-го класса.

Дело казаков при Красном Мосте под Пинском.

Донской казачий полковника Рубашкина 1-го полк из состава 2-го резервного корпуса генерал-лейтенанта Эртеля «был 27 августа 1812 года в сражении под городом Пинском при Красном Мосте». Других подробностей об этом бое нет.