2 февраля исполняется 75 лет разгрома немецко-фашистских войск в битве под Сталинград

Сталинградская битва – одна из самых кровавых в истории человечества. За 125 суток ожесточенных боев, с 23 августа 1942 по 2 февраля 1943 года, главная группировка противника под Сталинградом была разгромлена и появились условия для перехода в контрнаступление, которое началось 19 ноября 1942 года. Победы советских войск под Москвой и Сталинградом военные историки называют предвестниками Великой Победы 9 мая 1945 года.
Агнесса Николаевна Соколова (Вигуржинская) – участница этих кровопролитных сражений. Среди многих боевых наград Агнессы Николаевны есть и медаль «За оборону Сталинграда». 22 февраля ей исполнится 96 лет. Агнессе Николаевне очень тяжело даются воспоминания военного времени. Но она понимает, как важно всем нам сохранить память. Память, боль и правду о подвиге наших солдат в Великой Отечественной войне.…
Ее война началась ранним воскресным утром 22 июня 1941 года. Этот день Агнессе Николаевне запомнился до мельчайших деталей. Она помнит все: как металась встревоженная мама у окна – с улицы доносился тяжелый гул. Как дедушка замер у ворот дома, с беспокойством глядя в небо: «Немецкие самолеты!» Как в 12 часов по полудню по радио передали сообщение Молотова о вероломном нападении фашистской Германии… Как увидела первых беженцев – столько боли, страдания, страха в их глазах… Машины Красного Креста повезли первых раненых. Агнесса Николаевна работала секретарем райкома, в конце этого страшного дня она получила приказ ЦК Комсомола Украины – уничтожить все документы, даже газеты. Несколько часов проплакала возле печки, сжигая ценные бумаги…
Небольшой уютный город Немиров, где жила большая семья Вигуржинских, располагался в пограничной полосе. Он навсегда остался в памяти Агнессы Николаевны райским уголком – городок буквально утопал в пышной зелени цветущих каштанов, белой акации, прекрасных цветах… Богатые арки, популярный санаторий в графском замке, роскошные сады…Со всех сторон Немиров окружают озера и потому он похож на сказочный остров…
Агнессе Николаевне поступил приказ – собираться в эвакуацию. Ей, комсомольской активистке, нельзя было оставаться в городе. Но мама, старенькие бабушка с дедушкой, оставались дома… Младшего брата призвали в армию уже на второй день войны. С той поры о нем не было известий… Когда пришел день прощания, Агнесса Николаевна выбежала налегке к подъехавшей за ней машине – в легком платьице, туфельках на каблуках. Верила: уезжает ненадолго, может, на пару месяцев… Но мама как будто почувствовала боль предстоящей долгой разлуки, в последний миг бросила в машину зимнее пальто…

Эту бесконечную дорогу Агнессе Николаевне не забыть никогда! Тысячи километров детских слез, людского плача, крика замученных животных, страха быть убитыми… Особенно опасно было на переправах через реки, которые постоянно бомбили фашисты. Шли пешком. На единственную машину посадили самых слабых – стариков и детей. Сначала добрались до Харькова. Затем поездом их отправили в Сталинград.
Агнесса вместе с другими эвакуированными трудилась в колхозе на уборке урожая. От зари до зари работала на току, на веялке, выполняла самую тяжелую, мужскую работу… И все время просилась на фронт! Однажды она вместе с подругой Верой Головко в очередной раз пришла в военкомат. И тут им говорят: «Девочки, как раз приехали сваты из танковой части».
Так весной 42-го Агнесса отправилась на фронт. Прошла краткосрочные курсы младших командиров и стала служить начальником поста регулирования на переправе через Волгу на 8-й автомобильной дороге Сталинградского фронта. Пять страшных месяцев, когда на ее глазах прекрасный город превращался в горящие руины под бесконечными бомбежками фашистов. Горело все вокруг. Адское пламя взвилось даже над Волгой – из разрушенных нефтехранилищ нефть вытекла в реку, огонь рушил пароходы, баржи, пристани… 23 августа, в самый черный день Сталинградской битвы, на город обрушилась армада бомбардировщиков, погибли более 90 тысяч человек… Началась запоздалая эвакуация мирных жителей….

Женщина на войне

Что уж и говорить, женщинам на войне в десятке раз труднее, чем мужчинам. Агнесса Николаевна вспоминает небольшой конфуз, который произошел с ней на фронте. Обмундирование ей выдали совсем не для хрупких женских плеч и маленьких ножек. Сапоги были огромные, неподъем-
ные…И вот однажды она выбиралась из землянки, зацепилась большим голенищем и упала прямо на виду командира и еще одного военного. Статный военный внимательно осмотрел мой «наряд» и, не сдерживаясь в словах, отчитал нашего командира: «Это что за чучело? Что Вы из красивых девчат сделали огородное пугало? Немедленно подобрать одежду и обувь по размеру!»
А в каких условиях они жили! Зимой команда перебазировалась в район Камышина. Девочки сами рыли себе землянки. Спали на плащ-палатках, не снимая фуфаек, ватных штанов, рукавиц и валенок…

Победа будет за нами!

9 мая Агнесса Николаевна Соколова встретила в Праге. Каким же тяжелым был этот путь к долгожданной и такой желанной Победе! На длинных дорогах войны столько всего пришлось повидать и пережить. Столько горя, боли, потерь! Сожженные села, разрушенные города, обездоленные люди, полуголодные дети… Часть Агнессы Николаевны в составе Воронежского фронта участвовала в битве на Курской дуге, освобождала Киев. Затем в составе 1-го Украинского фронта они вступили на территорию Польши. Именно здесь Агнессу приметил капитан Петр Соколов. На юную девушку – регулировщицу засматривались многие. Неприступна была скромная красавица. Петр растопил ее сердце трепетной заботой, искренним участием в ее нелегкой судьбе. По его ходатайству Агнессу Николаевну перевели в 7-й Гвардейский танковый корпус 3-й Гвардейской танковой армии. Она была зачислена на должность секретаря-шифровальщика отдела контрразведки (СМЕРШ). Их корпус участвовал в Берлинской операции. А 6 мая танковая армия срочно выдвинулась в Прагу.

Родной человек

Сегодня Агнесса Николаевна очень богатый человек – она окружена искренней любовью детей, внуков, правнуков, многочисленных родственников, добрых знакомых, друзей… Ее доброго сердца хватает на всех, кто нуждается в ее любви и внимании. Не раз она спасала бедных брошенных животных от верной гибели. В ее уютной квартирке живут благородные дворяне – ласковые коты и собака.
День Победы в семье Агнессы Николаевны Соколовой – самый главный, самый дорогой, сокровенный праздник. По традиции 9 мая они идут на митинг, возлагают цветы к Вечному огню. Вместе с другими ветеранами участвуют в акции «Солдатская каша». И вот так, с тарелкой солдатской каши идут на кладбище к мужу и деду Петру Петровичу Соколову… Агнессу Николаевну часто приглашают на встречи с молодежью, сотрудниками Федеральной службы безопасности.
Сколько достоинства, силы духа в этой красивой, мужественной женщине. Она часто повторяет завет Феликса Дзержинского: «У чекиста должны быть твердая голова, горячее сердце и чистые руки!»

Дорогие друзья, сегодня мы открываем рубрику "Бессмертный полк".
Очень ждем ваши рассказы о родных и близких, прошедших через войны. Пусть в несколько строк, в виде комментариев или сообщений - мы ждем ваши воспоминания, чтобы вспомнить вместе с вами.

Меньше чем через месяц наша страна и весь мир будет праздновать очередной День Победы.
Лично для меня это второй праздник, который сохранил свою значимость вернее первый по значимости и второй по месту положения в календаре.

Обычно все вспоминают прадедов, дедов, отцов и очень редко вспоминают о том что
бабушки и матери тоже сражались с врагом на фронтах и ковали Победу в тылу.
Сестрички, врачи, снайперы, танкистки, саперы, летчицы, связистк,и артиллеристы во всех родах войск плечом к плечу со своими отцами, мужьями, сыновьями встали на смертельный бой
их матери, жены, сестры....
Вспомним сегодня о них и послушаем их истории...

"Ехали много суток... Вышли с девочками на какой-то станции с ведром, чтобы воды набрать. Оглянулись и ахнули: один за одним шли составы, и там одни девушки. Поют. Машут нам - кто косынками, кто пилотками. Стало понятно: мужиков не хватает, полегли они, в земле. Или в плену. Теперь мы вместо них... Мама написала мне молитву. Я положила ее в медальон. Может, и помогло - я вернулась домой. Я перед боем медальон целовала..."

“Один раз ночью разведку боем на участке нашего полка вела целая рота. К рассвету она отошла, а с нейтральной полосы послышался стон. Остался раненый. “Не ходи, убьют, – не пускали меня бойцы, – видишь, уже светает”. Не послушалась, поползла. Нашла раненого, тащила его восемь часов, привязав ремнем за руку. Приволокла живого. Командир узнал, объявил сгоряча пять суток ареста за самовольную отлучку. А заместитель командира полка отреагировал по-другому: “Заслуживает награды”. В девятнадцать лет у меня была медаль “За отвагу”. В девятнадцать лет поседела. В девятнадцать лет в последнем бою были прострелены оба легких, вторая пуля прошла между двух позвонков. Парализовало ноги… И меня посчитали убитой… В девятнадцать лет… У меня внучка сейчас такая. Смотрю на нее – и не верю. Дите!”

"У меня было ночное дежурство... Зашла в палату тяжелораненых. Лежит капитан... Врачи предупредили меня перед дежурством, что ночью он умрет... Не дотянет до утра... Спрашиваю его: "Ну, как? Чем тебе помочь?" Никогда не забуду... Он вдруг улыбнулся, такая светлая улыбка на измученном лице: "Расстегни халат... Покажи мне свою грудь... Я давно не видел жену..." Мне стало стыдно, я что-то там ему отвечала. Ушла и вернулась через час. Он лежит мертвый. И та улыбка у него на лице..."
"Мы же молоденькие совсем на фронт пошли. Девочки. Я за войну даже подросла. Мама дома померила... Я подросла на десять сантиметров..."

“Организовали курсы медсестер, и отец отвел нас с сестрой туда. Мне – пятнадцать лет, а сестре – четырнадцать. Он говорил: “Это все, что я могу отдать для победы. Моих девочек…” Другой мысли тогда не было. Через год я попала на фронт…”

“Формы на нас нельзя было напастись: всегда в крови. Мой первый раненый – старший лейтенант Белов, мой последний раненый – Сергей Петрович Трофимов, сержант минометного взвода. В семидесятом году он приезжал ко мне в гости, и дочерям я показала его раненую голову, на которой и сейчас большой шрам. Всего из-под огня я вынесла четыреста восемьдесят одного раненого. Кто-то из журналистов подсчитал: целый стрелковый батальон… Таскали на себе мужчин, в два-три раза тяжелее нас. А раненые они еще тяжелее. Его самого тащишь и его оружие, а на нем еще шинель, сапоги. Взвалишь на себя восемьдесят килограммов и тащишь. Сбросишь… Идешь за следующим, и опять семьдесят-восемьдесят килограммов… И так раз пять-шесть за одну атаку. А в тебе самой сорок восемь килограммов – балетный вес. Сейчас уже не верится…”

"Перевязываю танкиста... Бой идет, грохот. Он спрашивает: "Девушка, как вас зовут?" Даже комплимент какой-то. Мне так странно было произносить в этом грохоте, в этом ужасе свое имя - Оля".

"Муж был старшим машинистом, а я машинистом. Четыре года в теплушке ездили, и сын вместе с нами. Он у меня за всю войну даже кошку не видел. Когда поймал под Киевом кошку, наш состав страшно бомбили, налетело пять самолетов, а он обнял ее: "Кисанька милая, как я рад, что я тебя увидел. Я не вижу никого, ну, посиди со мной. Дай я тебя поцелую". Ребенок... У ребенка все должно быть детское... Он засыпал со словами: "Мамочка, у нас есть кошка. У нас теперь настоящий дом".

“Там же получили танк. Мы оба были старшими механиками-водителями, а в танке должен быть только один механик-водитель. Командование решило назначить меня командиром танка “ИС-122″, а мужа – старшим механиком-водителем. И так мы дошли до Германии. Оба ранены. Имеем награды. Было немало девушек-танкисток на средних танках, а вот на тяжелом – я одна”.

“И вот я командир орудия. И, значит, меня – в тысяча триста пятьдесят седьмой зенитный полк. Первое время из носа и ушей кровь шла, расстройство желудка наступало полное… Горло пересыхало до рвоты… Ночью еще не так страшно, а днем очень страшно. Кажется, что самолет прямо на тебя летит, именно на твое орудие. На тебя таранит! Это один миг… Сейчас он всю, всю тебя превратит ни во что. Все – конец!”

“Был организован Отдельный отряд дымомаскировки, которым командовал бывший командир дивизиона торпедных катеров капитан-лейтенант Александр Богданов. Девушки, в основном, со средне-техническим образованием или после первых курсов института. Наша задача – уберечь корабли, прикрывать их дымом. Начнется обстрел, моряки ждут: “Скорей бы девчата дым повесили. С ним поспокойнее”. Выезжали на машинах со специальной смесью, а все в это время прятались в бомбоубежище. Мы же, как говорится, вызывали огонь на себя. Немцы ведь били по этой дымовой завесе…”
“У нашей матери не было сыновей… А когда Сталинград был осажден, добровольно пошли на фронт. Все вместе. Вся семья: мама и пять дочерей, а отец к этому времени уже воевал…”

“Приехал врач, сделали кардиограмму, и меня спрашивают:
- Вы когда перенесли инфаркт?
- Какой инфаркт?
- У вас все сердце в рубцах.
А эти рубцы, видно, с войны. Ты заходишь над целью, тебя всю трясет. Все тело покрывается дрожью, потому что внизу огонь: истребители стреляют, зенитки расстреливают… Летали мы в основном ночью. Какое-то время нас попробовали посылать на задания днем, но тут же отказались от этой затеи. Наши “По-2″ подстреливали из автомата… Делали до двенадцати вылетов за ночь. Я видела знаменитого летчика-аса Покрышкина, когда он прилетал из боевого полета. Это был крепкий мужчина, ему не двадцать лет и не двадцать три, как нам: пока самолет заправляли, техник успевал снять с него рубашку и выкрутить. С нее текло, как будто он под дождем побывал. Теперь можете легко себе представить, что творилось с нами. Прилетишь и не можешь даже из кабины выйти, нас вытаскивали. Не могли уже планшет нести, тянули по земле”.

"Первая медаль "За отвагу"... Начался бой. Огонь шквальный. Солдаты залегли. Команда: "Вперед! За Родину!", а они лежат. Опять команда, опять лежат. Я сняла шапку, чтобы видели: девчонка поднялась... И они все встали, и мы пошли в бой..."
"Лежит на траве Аня Кабурова... Наша связистка. Она умирает - пуля попала в сердце. В это время над нами пролетает клин журавлей. Все подняли головы к небу, и она открыла глаза. Посмотрела: "Как жаль, девочки". Потом помолчала и улыбнулась нам: "Девочки, неужели я умру?" В это время бежит наш почтальон, наша Клава, она кричит: "Не умирай! Не умирай! Тебе письмо из дома..." Аня не закрывает глаза, она ждет... Наша Клава села возле нее, распечатала конверт. Письмо от мамы: "Дорогая моя, любимая доченька..." Возле меня стоит врач, он говорит: "Это - чудо. Чудо!! Она живет вопреки всем законам медицины..." Дочитали письмо... И только тогда Аня закрыла глаза..."

Читаешь и думаешь как они все это вынесли, но оказывается непосредственно бои и огонь и кровь
и страх и боль не самое страшное....
Гораздо страшнее что было потом после Победы, которую они добыли для нас с вами ….

"Это потом чествовать нас стали, через тридцать лет... Приглашать на встречи... А первое время мы таились, даже награды не носили. Мужчины носили, а женщины нет. Мужчины - победители, герои, женихи, у них была война, а на нас смотрели совсем другими глазами. Совсем другими... У нас, скажу я вам, забрали победу... Победу с нами не разделили. И было обидно... Непонятно..."

“Вернулась с войны седая. Двадцать один год, а я вся беленькая. У меня тяжелое ранение было, контузия, я плохо слышала на одно ухо. Мама меня встретила словами: “Я верила, что ты придешь. Я за тебя молилась день и ночь”. Брат на фронте погиб. Она плакала: “Одинаково теперь – рожай девочек или мальчиков”.

"Она заслонила от осколка мины любимого человека. Осколки летят - это какие-то доли секунды... Как она успела? Она спасла лейтенанта Петю Бойчевского, она его любила. И он остался жить. Через тридцать лет Петя Бойчевский приехал из Краснодара и нашел меня на нашей фронтовой встрече, и все это мне рассказал. Мы съездили с ним в Борисов и разыскали ту поляну, где Тоня погибла. Он взял землю с ее могилы... Нес и целовал... Было нас пять, конаковских девчонок... А одна я вернулась к маме..."

"И пока меня нашли, я сильно отморозила ноги. Меня, видимо, снегом забросало, но я дышала, и образовалось в снегу отверстие... Такая трубка... Нашли меня санитарные собаки. Разрыли снег и шапку-ушанку мою принесли. Там у меня был паспорт смерти, у каждого были такие паспорта: какие родные, куда сообщать. Меня откопали, положили на плащ-палатку, был полный полушубок крови... Но никто не обратил внимания на мои ноги... Шесть месяцев я лежала в госпитале. Хотели ампутировать ногу, ампутировать выше колена, потому что начиналась гангрена. И я тут немножко смалодушничала, не хотела оставаться жить калекой. Зачем мне жить? Кому я нужна? Ни отца, ни матери. Обуза в жизни. Ну, кому я нужна, обрубок! Задушусь..."
“Я всю войну боялась, чтобы ноги не покалечило. У меня красивые были ноги. Мужчине – что? Ему не так страшно, если даже ноги потеряет. Все равно – герой. Жених! А женщину покалечит, так это судьба ее решится. Женская судьба…”

"Мы поехали в Кинешму, это Ивановская область, к его родителям. Я ехала героиней, я никогда не думала, что так можно встретить фронтовую девушку. Мы же столько прошли, столько спасли матерям детей, женам мужей. И вдруг... Я узнала оскорбление, я услышала обидные слова. До этого же кроме как: "сестричка родная", "сестричка дорогая", ничего другого не слышала... Сели вечером пить чай, мать отвела сына на кухню и плачет: "На ком ты женился? На фронтовой... У тебя же две младшие сестры. Кто их теперь замуж возьмет?"

Подруга... Не буду называть ее фамилии, вдруг обидится... Военфельдшер... Трижды ранена. Кончилась война, поступила в медицинский институт. Никого из родных она не нашла, все погибли. Страшно бедствовала, мыла по ночам подъезды, чтобы прокормиться. Но никому не признавалась, что инвалид войны и имеет льготы, все документы порвала. Я спрашиваю: "Зачем ты порвала?" Она плачет: "А кто бы меня замуж взял?" - "Ну, что же, - говорю, - правильно сделала". Еще громче плачет: "Мне бы эти бумажки теперь пригодились. Болею тяжело". Представляете? Плачет."

Земной поклон Вам и вечная любовь и память наши бабушки, мамы, сестры....
мы все в неоплатном долгу перед ВАМИ....
источники

И вот началось партийное собрание. Все внимательно выслушали доклад командующего армией генерал-лейтенанта Г. Андресяна. Все шло по знакомой схеме партийной работы: заранее подготовленные коммунисты самокритично давали оценку своим службам, заверяя Командующего, что приложат все усилия, чтобы в короткие сроки устранить имеющиеся недостатки и к концу учебного периода добиться высоких показателей.

Кто еще желает выступить? - спросил председатель собрания полковник Кондрашов.

Желающих больше не было. Он еще раз внимательно посмотрел на присутствующих и остановил свой взгляд на мне. Полковник дословно знал мое выступление, потому что именно он, возможно по чьей-то рекомендации, дал мне его схему. Он знал, о чем я буду говорить.

Слово предоставляется приглашенному на собрание представителю роты охраны коммунисту Синельникову.

Я пошел к трибуне. Говорил коротко, конкретно, оперируя цифрами и примерами. Признал имеющиеся и в нашем подразделении недостатки в работе с личным составом, особенно с прапорщиками. Однако в числе причин, по которым в роте не снижается показатель содержания солдат и сержантов на гауптвахте, назвал необъективность и личные негативные черты характера генерала Панкратова. Наглядно показал, что большинство содержавшихся на гауптвахте военнослужащих наказаны начальником штаба в силу его предвзятости и плохого настроения, особенно по утрам. Личный состав роты боится заступать на контрольно-пропускной пункт, потому что, проходя через него, генерал-майор Панкратов обязательно кого-нибудь наказывал и даже отправлял на гауптвахту. Анализ нарушений, допущенных составом наряда, говорил о том, что они незначительные, что за них Уставом Вооруженных Сил предусматривались другие, более мягкие меры воздействия.

В то же время мы с командиром роты часто не можем реализовать объявленное подчиненному взыскание за грубое нарушение воинской дисциплины. В частности, водитель самого начальника штаба армии коммуниста Панкратова неоднократно был замечен в самовольных отлучках из расположения части, даже употреблении спиртных напитков. Командиром роты ему был объявлен арест с содержанием на гауптвахте, но прошло время, отведенное на исполнение наказания, а оно не выполнено. Это стало возможным только потому, что генерал Панкратов лично не дает нам права его наказывать. Перед данным коммунистом неоднократно ставился вопрос об отстранении водителя от управления автомобилем, но и он не решен. Таким образом, предъявляя завышенные требования к одним, коммунист, руководитель такого высокого уровня, сам игнорирует приказы и директивы министра обороны и начальника Главного политического управления СА и ВМФ. Такого быть не должно! Мало того, на днях он даже объявил своему водителю отпуск с выездом на родину, не согласовав данное решение с командованием роты. Этим же приказом он предоставил отпуск земляку своего водителя, кстати, такому же нарушителю воинской дисциплины. Сообщение о предоставлении отпусков этим солдатам вызвало негативную реакцию среди личного состава роты. Ведь сам начальник штаба устным распоряжением ранее отменил такой вид поощрения, как предоставление военнослужащим, добившимся высоких показателей в боевой и политической подготовке, отпусков. В течение нескольких месяцев в роте не было ни одного поощренного таким образом, хотя в подразделении есть более достойные, чем водитель коммуниста Панкратова. И вот, в лице особо приближенных к начальнику штаба, у нас появились первые отпускники. С одной стороны, это положительный момент, но с другой - лучше бы его и не было.

И когда я, как исполняющий обязанности командира роты, вошел в кабинет начальника штаба армии и попросил не направлять в отпуск нарушителей, он меня обругал и посоветовал не лезть не в свои дела, - продолжил я свое выступление. - Почему, используя свое высокое служебное положение, генерал, коммунист игнорирует командный состав роты и вмешивается в воспитательный процесс подразделения, тем самым подрывая свой и наш должностные авторитеты? Сколько это может продолжаться?

Закончив выступление, я прошел на свое место. В большом зале стояла гробовая тишина. Мое выступление произвело на всех эффект неожиданно разорвавшегося снаряда. Я видел удивленные, восторженные, сочувствующие и ненавидящие глаза сидевших в зале коммунистов. Такого выступления явно никто не ожидал. Тогда я наивно верил, что Устав КПСС дает право каждому коммунисту свободно излагать свою точку зрения, критиковать любого коммуниста, независимо от его служебного положения… Но то был Устав. В жизни же все оказалось намного проще и в то же время гораздо сложнее и страшнее. Пауза затянулась. Ведущий собрания предложил обсудить мое выступление, но желающих сделать это не оказалось.

« В ПОДДЕРЖКУ ПРОЕКТА ВИКТОРА ПАНОВА К ДНЮ ПОБЕДЫ: https://www.сайт/work/1306690/
Ах, война, что же ты, подлая, сделала?»(Б. Окуджава)

Война… Это слово черного цвета. Она перечеркивает планы: «Раз война - обо всем забудь и пенять не вправе. Собирался в долгий путь, дан приказ: - Отставить!»
И отставили. Выпускники школ пошли на фронт, а не в студенческие аудитории. Невесты «платьица белые раздарили сестренкам своим». Студенты и преподаватели стали в один строй - солдатский. Разлученные семьи до сих пор ищут друг друга. Дети выросли без родителей. На женские плечи легла мужская работа: «Рубила, возила, копала - разве же все перечислишь? А в письмах на фронт уверяла, что будто отлично живешь». А машина войны делала свое черное дело; в ее огне гибли мужчины, оставляя вдов и сирот, гибли юноши, оставляя девушек без будущих мужей, а нацию - без родившихся детей. Вот что она, подлая, сделала. И это не так уж давно было. Живут еще ветераны Второй мировой. Живут те, кто не воевал, но помнят войну. Стали бабушками и дедушками дети той страшной войны.
Живет с нами моя бабушка Люба, которая видела своего отца в июне 1941-го, когда ей было всего четыре года. Его лицо она не помнит, знает по фотографиям. Помнит лишь отдельные эпизоды. Как выбегала в длинный коммунальный коридор и неслась ему навстречу, когда он возвращался домой. Как когда-то принес отец редчайшие для тех времен фрукты - два апельсина - и сказал: «Это тебе и маме. Свой я по дороге съел». Святая неправда!
Мой прадед Сергей был кадровым офицером. Ему было 28 лет, а прабабушке Шуре 24 года, когда началась война. Бабушка Люба была у них единственным ребенком. Так она и осталась без сестер и братьев. И без отца. Прадед прошел почти всю войну. Почти, так как погиб он в апреле 1945-го. Не дожил до победы 23 дня. Моя мама, его внучка, сегодня уже старше его. Она никогда не знала, как чудесно иметь деда. Ей даже назвать дедушкой было никого. «Что же ты, подлая, сделала?»
Бабушка как-то сказала мне: «Знаешь, Ира, я часто думаю: какой бы была наша семья, если бы не было той страшной войны? У меня точно были бы братья и сестры. Т.е. и у тебя было бы больше родных. А большая семья, если она и вдобавок дружная, это огромное счастье. Вот видишь, как долго откликается гибель людей. Все можно построить сызнова, только не возвратить…» Бабушка, не закончив, замолчала. И я поняла, что почти полвека прошло, а рана не заживает.
9 Мая, в День Победы, у моей бабушки и дедушки всегда гости. Они поминают тех, кто не возвратился с той войны, вспоминают свое военное детство, поют песен тех лет. И плачут во время телевизионной Минуты молчания. Сидят за столом люди преклонного возраста, почти все они предвоенные дети. Их сохранили, вырастили матери, а их родители спасли всех нас, весь мир.
Заканчивая, расскажу такую историю. Когда-то бабушка Люба то ли услышала, то ли прочитала «Песню летчика» В. Высоцкого. Она сказала: «Это о моем отце». Сначала я старалась ей возразить, что нет, не может быть. Он погиб в конце войны, когда уже такого «расписания перед боем» не могло быть:
Их восемь - нас двое,
- расклад перед боем
Не наш, но мы будем играть!
Сережа, держись!
Нам не светит с тобой,
Но козыри надо равнять!
Я уверяла, что совпадение имени и военной профессии прадеда не основание, чтобы…, потом вспомнила бабушкин рассказ об апельсинах и подумала: а зачем я это делаю? Святая неправда имеет право на существование. Моя любимая бабушка так любит песни Высоцкого о войне. Пусть эта песня будет песней о ее отце, моем прадеде. Думаю, поэт не осудил бы нас.

« Ах,война, что ты сделала»

Булат Шалвович ОКУДЖАВА
Ах, война, что ж ты сделала, подлая:
стали тихими наши дворы,
наши мальчики головы подняли,
повзрослели они до поры,
на пороге едва помаячили
и ушли за солдатом солдат...
До свидания, мальчики! Мальчики,

Нет, не прячьтесь вы, будьте высокими,
не жалейте ни пуль, ни гранат
и себя не щадите вы... И все-таки
постарайтесь вернуться назад.
Ах, война, что ж ты, подлая, сделала:
Вместо свадеб - разлуки и дым!
Наши девочки платьица белые
Раздарили сестренкам своим.
Сапоги... Ну куда от них денешься?
Да зеленые крылья погон...
Вы наплюйте на сплетников, девочки!
Мы сведем с ними счеты потом.
Пусть болтают, что верить вам не во что,
Что идете войной наугад...
До свидания, девочки! Девочки,
Постарайтесь вернуться назад!

Фонограмма “Бой колоколов”

Помните!
Через века, через года, - помните!
О тех, кто уже не придет никогда,- помните!
Памяти павших будьте достойны!
Вечно достойны!
Люди! Покуда сердца стучат,- помните!
Какою ценою завоевано счастье,-
Пожалуйста, помните!
Детям своим расскажите о них, чтоб запомнили!
Детям детей расскажите о них, чтобы тоже помнили!

Отрывок из “Реквиема” Р. Рождественского

Вальс (танцуют две пары старшеклассников). Неожиданно раздаётся звук воздушной тревоги, танцующие замирают и девочки, наклонив головы, накидывают черные шарфы.

Песня: “До свидания, мальчики”
/Булат Окуджава/

Ах, война, что ты сделала, подлая,
Стали тихими наши дворы,
Наши мальчики головы подняли,
Повзрослели они до поры.
На пороге едва помаячили
И ушли за солдатом – солдат…
До свидания, мальчики!
Мальчики, постарайтесь вернуться назад!
Нет, не прячьтесь вы, будьте высокими,
Не жалейте не пуль, не гранат,
И себя не щадите, но все-таки,
Постарайтесь вернуться назад!

(девочки медленно уходят, прощаясь)
Слайд (Родина-мать зовёт)

Война! Жесточе нету слова!
Война! Страшнее нету слова!
И на устах у всех иного
Уже не может быть и нет!

А. Твардовский

Ведущий: 1941 год. Тяжкий грохот обрушился на землю. Вмиг погас свет. Вздрогнули стены каземата. С потолка посыпалась штукатурка. И сквозь оглушительный вой и рев все яснее и яснее прорывались раскатистые взрывы тяжелых снарядов. Рвануло где-то совсем рядом.

Война! – крикнул кто-то
- Война это, товарищи, война!

…Наружную дверь смело взрывной волной, и сквозь нее видны были оранжевые всполохи пожаров.

Тяжко вздрагивает каземат. Все вокруг выло и стонало. И было это 22 июня 1941 года в 4 часа 15 минут по московскому времени”.

Б. Васильев. “В списках не значился”.

Чтецы 1 и 2 (поочерёдно):

Что может быть страшнее, чем война?!
Лишь слезы да страдания несет она
И счастье разбивает у людей,
Любимых, разлучая и друзей

Как смерч, врываясь в мирные дома,
Их разрушает яростно, не ведая сама,
Ч то веру в разум убивает
И души пламенем отчаянья сжигает.

Чем оправдать детей невинных муки,
Скорбь матерей, седых от горя и разлуки,
Надежд, ласкавших жизнь, крушенье
И мира варварское разрушенье?

А сколько в том огне жестокости,
Не избежав безжалостного рока,
Сердец сгорело молодых,
Мечтавших заглянуть в глаза родных!

Хор (исполнение песни М.Исаковского “Огонёк”)

Чтец 3 / В.Соловьёв. “Полустанок”. / Слайд (Женщина с девочкой …)

Вокзал был тихим, маленьким и грустным.
Жевали с хрустом лошади овес.
Но вот под шпалой резко гравий хрустнул,
И задрожали рельсы от колес.

И к полустанку выплыли теплушки.
Березы у перрона встали в строй.
И запоздало охнула частушка,
Наполненная болью и тоской

И лопнуло мгновенно напряженье,
Хлестнуло в сердце жарким и тугим,
И с дрожью взвился женский голос:
- Женя! А как же мы… Себя побереги! –

А он пошел, уже солдат России,
К теплушкам, к погрустневшим землянкам,
И сыновья с ним рядышком босые
По взрослому шагали по бокам.

А женщина осталась не большая, -
С нее печаль бы русскую писать!
Она в карманах суетливо шарит
И все платка не может отыскать.

И в толкотне ей удалось всмотреться –
Целует муж заплаканных ребят…
И сквозь поселок, словно через сердце,
Ушел состав в пылающий закат.

Хор мальчиков исполняет песню на стихи Льва Ошанина, музыка А.Новикова “Эх, дороги”.

Ведущий: (на фоне музыки читает…)

Старшина рванул скособоченную дверь, прыжками влетел в избу. – Хенде Хох!...

Немцы спали. Они отсыпались перед последним броском к железке. Старшина забыл вдруг все немецкие слова и только хрипло кричал…

Лягайт!.. Лягайт!.. Лягайт!..

И ругался черными словами! Самыми черными, какие знал.

Нет, не крика они испугались, не гранаты, которой размахивал старшина. Просто подумать не могли, что один он, на много верст один - одинешенек.

Все четверо легли мордами вниз, как велел Васков. Пятый, прыткий самый, уж на том свете числился.

Повязала они друг друга ремнями, а последнего Федот Евграфыч лично связал. И заплакал. Слезы текли по грязному, небритому лицу. Он трясся в злобе, и смеялся сквозь эти слезы, и кричал:

Что, взяли? Взяли, да? Пять девчат, пять девочек было всего, всего пятеро! А не прошли вы, никуда не прошли и сдохните здесь, все сдохните!... Лично каждого убью, лично, даже если начальство помилует! А там пусть судят меня! Пусть судят!

Б. Васильев “А зори здесь тихие”.

Чтец 4 / инсценированное стихотворение И. Уткина “Бабы”./

Прибегают к штабу бабы,
Говорят: - Начальник штаба,
Высылай скорей отряд.
За селом у нас в овине
Люди видели живыми
Трех фашистов, - говорят.

Командир суров и бледен
- Я людьми сегодня беден.
Все в расходе… Как мне быть
Одному?.. Вот если, кабы
Подсобили вы мне, бабы.
Бабы: - Рады подсобить!

Ну, тогда, - сказал он, - нате. –
Выдал бабе по гранате
И повел их за собой.
И пошёл начальник штаба,
Объявляя вкратце бабам
Как ведут гранатный бой.

За селом овин душистый.
Прикорнули три фашиста,
Крепко в сене спят… И вот
Рвется первая граната,
И гремит приказ раскатом:
- По врагу… Гранаты! Взвод!

Дрогнули враги спросонок –
Под огнем не до фасона! –
Поднимают руки враз,
Подтянули только брюки,
Но когда подняли руки,
Поразились: “Вас ист дас?!

Взвод… Гранаты… А на деле”
А на деле погляди:
Вот так штука, черт возьми!
Впереди начальник штаба,
А вокруг овина … бабы!
И не более восьми!

Звучит мелодия песни “В лесу прифронтовом”. Идут слайды о войне.

Чтец 5. /Р.Рождественский “В сорок третьем ”/

Везет на фронт мальчика
Товарищ военный врач…
“Мама моя, мамочка,
Не гладь меня и не плачь!
На мне военная форма,
Не гладь меня при других!”
На мне военная форма,
На мне твои сапоги.
Не плачь!
Мне уже двенадцать,
Я взрослый почти…
Двоятся, двоятся, двоятся
Рельсовые пути.,.
В кармане моем документы,
Печать войсковая строга.
В кармане моем документы,
По которым я - сын полка.
Прославленного, гвардейского,
Проверенного в огне..;
Я еду на фронт, я надеюсь,
Что браунинг выдадут мне.
Что я в атаке не струшу,
Что время мое пришло...
Завидев меня, старухи
Охают тяжело:
“Сыночек, солдатик маленький...
Вот ведь настали дни... “
Мама моя, мамочка!
Скорей им все объясни!
Скажи, чего это ради
Они надо мной ревут?
Зачем они меня гладят?
Зачем сыночком зовут?
И что-то шепчут невнятно,
И теплый суют калач..,
Россия моя, не надо!
Не гладь меня! И не плачь!
Не гладь меня!
Я просто будущий сын полка,
И никакого геройства
Я не свершил пока!”

Вокальная группа исполняет песню “Им нет двадцати пяти”.

Осенью 1942 года Сталинградскому, Донскому, Юга – Западному фронтам было отправлено:

валенок – 41 тыс. пар
полушубков – 19 тыс.
стеганых фуфаек и шаровар – 112 тыс.
рукавиц и шерстяных носков – 52 тыс. пар
шапок – ушанок – 42 тыс.

Все для фронта – порой ценой жизни.

Чтец 6 /А. Суриков “Однажды ночью ”/

Вся ночь пролетела, как страшный бред.
Расстрел назначили рано.
А было ему шестнадцать лет,
Разведчику – партизану.
В сенях умирал заколотый дед.
Сестренке ломали руки.
А он все твердил упрямое “Нет!” –
И стоном не выдал муки.
Вдоль сонной деревни его вели
В пустое мертвое поле.
Морозные комья стылой земли
Босые ступни кололи.
Мать вскрикнула тонко, бела, как мел,
И в поле вдруг стало тесно.
А он подобрался и запел
Свою любимую песню.
На залп он качнулся лицом вперед
И рухнул в холодный пепел.
Ты понимаешь – такой народ
Нельзя заковать в цепи.

Ведущий: (рассказ о Люсе Герасименко из рубрики “Пионеры герои”). /Слайд/

Тихой и доверчивой, скромной и ласковой девочке Люсе не было ещё и одиннадцати лет, когда столицу Белоруссии – её родной город Минск – захватили фашисты. С первых дней оккупации, в Минске начала действовать подпольная организация. Руководителем одной из групп был отец Люси – Николай Алексеевич Герасименко. Пионерка Люся стала активно помогать отцу. Когда у них на квартире шло совещание подпольщиков, Люся дежурила во дворе. Давали девочке и серьёзные поручения: - она доставляла важные донесения в партизанский отряд; расклеивала листовки на стенах домов, приносила их на завод, где работал отец, тщательно пряча на дно кастрюльки, в которой несла ему обед.

Её отвага, выдержка, смелость поражали даже взрослых. Но фашисты выследили Люсю. Её схватили. Два месяца держали в гестапо. Каждый день водили на допрос девочку, зверски избивали, пытали, мучили. Но ни одного имени не назвала отважная пионерка, ни слова не сказала врагу.

Озверев, они выкололи ей глаза и повели на расстрел. Шла она по родной земле, высоко подняв голову, слушая пение птиц. Вот и опушка, а там – лес, рукой подать, но раздался выстрел.

Люся успела повернуть лицо к солнышку. Тёплые лучи коснулись её лица, нежная детская улыбка застыла на её губах. Навечно.

Вокальная группа исполняет песню “Москвичи”. / Слайд: с памятниками-монументами/.

Чтец 7 Л. Забошта “Мать”

Пошли на смертный бой с врагами
Ее орлы, ее сыны.
Мать ожидает их годами:
Быть может, все ж придут с войны…
Спит у Мамаева кургана,
Под Сталинградом, сын один,
Другой – средь моря – океана,
Средь хмурой Балтики глубин.
А самый младший у Дуная:
Медали говорят о том…
А мать все верит, ожидая,
Что возвратятся дети в дом.
Сидит недвижно у дороги
С застывшим каменным лицом…
А может, это профиль строгий
На камне вырезан резцом?

Хор мальчиков исполняет (1-куплет) песни “Соловьи”, музыка В.Соловьёва-Седова.

Чтец 8 / Михаил Дудин. “Соловьи”/

Еще рассвет по листьям не дрожал,
И для острастки били пулеметы…
Вот это место. Здесь он умирал –
Товарищ мой из пулеметной роты.

Тут бесполезно было звать врачей,
Не дотянул бы он и до рассвета.
Он не нуждался в помощи ничьей.
Он умирал. И, понимая это,

Смотрел на нас, и молча ждал конца.
И кто-то улыбнулся неумело.
Загар сначала отошел с лица,
Потом оно, темнея, каменело.

Ну, стой и жди. Застынь. Оцепеней.
Запри все чувства сразу на защелку.
Вот тут и появился соловей,
Несмело и томительно защелкал…

Как время по траншеям тек песок.
К воде тянулись корни у обрыва.
И ландыш, приподнявшись на носок,
Заглядывал в воронку от разрыва.

Еще минута – задымит сирень
Клубами фиолетового дыма.
Она пришла обескуражить день.
Она везде. Она непроходима.

Еще мгновенье. Перекосит рот
От сердца раздирающего крика,
Но успокойся, посмотри: цветет,
Цветет на минном поле земляника…

Нелепа смерть. Она глупа. Тем более
Когда он руки разбросав свои,
Сказал: ”Ребята, напишите Поле:
У нас сегодня пели соловьи”.

Он не дожил, не долюбил, не допил,
Не доучился, книг не дочитал.
Я был с ним рядом. Я в одном окопе,
Как он о Поле, о тебе мечтал…

Пусть даже так. Потом родятся дети
Для подвигов, для песен, для любви,
Пусть их разбудят рано на рассвете
Томительные наши соловьи.

Песня “Соловьи” исполняется до конца.

Сила человеческого духа оказалась сильнее металла и огня. Вот почему с таким глубочайшим уважением и восхищением мы смотрим на тех, кто прошел через ад войны и сохранил лучшие человеческие качества – доброту, сострадание и милосердие.

Ведущий 1 / Н.Шумаков “Ветеранам” часть-1/

Рядом с нами живут ветераны,
Что прошли по дороге войны.
Пусть болят у них старые раны,
Но духом они, как и прежде, сильны.
Ветеранам нельзя на покой уходить.
Когда мир вновь тревогой объят.
Люди новой войны не должны допустить
Оттого по ночам ветераны не спят.
Им погибших друзей не забыть никогда,
Хотя в этом и нет их вины.
Но в душе рядом с ними они навсегда
И не могут уйти от войны.
Потому ветераны себя не щадят.
Жизнь без волнений совсем не для них.
Пламенем ярко сердца их горят,
На борьбу вдохновляя других.

Ведущий 2 / Н. Шумаков “Ветеранам ” часть-2 /

Война сердца вам опалила
Разлукой и безжалостным огнем,
Но все ж она в вас не убила
Того, что добротою мы зовем.
Нет никого на свете человечней
Людей, прошедших через ад войны,
Ведь им запомнилась навечно
Цена той ранней седины,
Что словно пеплом осыпала
Совсем еще мальчишечьи виски.
Хоть времени с тех пор прошло немало,
Но разве же уйдешь от той тоски,
Которая в сухих глазах стояла
Мальчишек, поседевших от беды.
Ведь и доныне жизнь не заровняла
Войны жестокие следы.
Вот почему чужая боль вас так тревожит
И по ночам уснуть вам не дает.
С жестокостью мириться тот не может,
Кто ради счастия других живет!

На фоне мелодии песни “Журавли”. /Слайд/

Чтец 9 С. Кочурова “Давно закончилась война ”.

Давно закончилась война,
И на груди их ордена
Горят, как памятные даты, -
За Брест, Москву, за Сталинград
И за блокаду Ленинграда,
За Керчь, Одессу и Белград,
За все осколки от снарядов.

А по ночам вам до сих пор
Бои под Бугом где-то снятся,
И “мессеры” строчат в упор,
И из ложбинки не подняться.
Зовет в атаку лейтенант,
Но тут же падает, сраженный...
А дома долго будут ждать,
Но лишь дождутся похоронной.

В один и тот же день и час
На встречу вы к друзьям спешите,
Но с каждым годом меньше вас,
И нас за это вы простите,
Что не сумели вас сберечь,
Не залечили ваши раны.
И вот на место этих встреч
Приходят внуки ветеранов.

Давно закончилась война.
Давно с войны пришли солдаты.
И на груди их ордена
Горят, как памятные даты.
Вам всем, кто вынес ту войну -
В тылу иль на полях сражений, -
Принес победную весну, -
Поклон и память поколений.

(Вручение цветов ветеранам)

Слово – ветеранам (их рассказы о боях, товарищах…)

Пусть светит солнце, поют птицы, цветут сады и зеленеют поля, но никогда – никогда не свистят пули. Ведь все мы приходим в этот мир, чтобы жить, и никто не смеет распоряжаться нашей жизнью. Никакая, даже самая высокая цель не может быть оправдана, если пролилась хотя бы одна капелька невинной крови.

Чтение стихотворения “Плач неизвестного солдата ” на фоне “Реквиема” В.А.Моцарта.

“Реквием” В. А. Моцарта звучит громче.

Ведущий №1

Мир!
Это слово, как набат,
Планету нашу будит.
Пусть пламенем войны объят
Мир никогда не будет.

Ведущий №2

Земля к тебе взывает, человек,
Чтоб ты ее от бури атомной сберег.
И величавую красу ее лесов и рек
Ты для потомков сохранить помог!

Звучит песня “Моя Россия” в исполнении Малинина.