Психолог Даниэль Канеман – один из основоположников психологической экономической теории и, пожалуй, самый известный исследователь того, как человек принимает решения и какие ошибки, основанные на когнитивных искажениях, допускает при этом. За изучение поведения человека в условиях неопределенности Даниэль Канеман получил в 2002 году Нобелевскую премию по экономике (это единственный случай, когда Нобелевскую премию по экономике получил психолог). Что такого удалось открыть психологу? За много лет исследований, которые Канеман проводил с коллегой Амосом Тверски, учёные выяснили и экспериментально доказали, что человеческими поступками руководит не только и не столько разум людей, сколько их глупость и иррациональность.

И с этим, согласитесь, сложно поспорить. Сегодня мы предлагаем вашему вниманию 3 лекции Даниэль Канемана, в которых он ещё раз пройдётся по нерациональной человеческой природе, расскажет о когнитивных искажениях, мешающих нам адекватно принимать решения, и объяснит, почему не всегда стоит доверять экспертным оценкам.

Даниэль Канеман: «Загадка дихотомии «опыт-память»

Используя различные примеры, от нашего отношения к отпускам до впечатлений от колоноскопии, нобелевский лауреат и основоположник бихевиористской экономики Даниэль Канеман демонстрирует, насколько по-разному наше «испытывающее я» и наше «помнящее я» воспринимают счастье. Но почему так происходит и к каким последствия ведёт подобное расщепление нашего «Я»? Ответы ищите в этой лекции.

Сейчас все говорят о счастье. Однажды я попросил одного человека посчитать все книги со словом «счастье» в названии, опубликованные за последние 5 лет, и он сдался после 40-й, но их, конечно, было еще больше. Подъем интереса к счастью огромный среди исследователей. Существует множество тренингов на эту тему. Каждый хочет сделать людей счастливее. Но несмотря на такое обилие литературы, существуют некие когнитивные искажения, которые практически не позволяют правильно думать о счастье. И мое выступление сегодня в основном будет посвящено этим когнитивным ловушкам. Это касается и обычных людей, думающих о своем счастье, и в той же мере ученых, размышляющих о счастье, так как оказывается, что мы все запутались в равной степени. Первая из этих ловушек — это нежелание признать, насколько сложно это понятие. Оказывается, что слово «счастье» больше не является таким уж полезным словом, потому что мы применяем его по отношению к слишком разным вещам. Думаю, что есть одно конкретное значение, которым мы должны ограничиться, но, в общем и целом, это то, о чем нам придется забыть и выработать более комплексный взгляд на то, что такое благополучие. Вторая ловушка — это смешение опыта и памяти: то есть между состоянием счастья в жизни и ощущением счастья относительно своей жизни или ощущением, что жизнь тебя устраивает. Это две абсолютно разные концепции, но обе они обычно объединяются в одно понятие счастья. И третья — это иллюзия фокуса, и это печальный факт, что мы не можем думать о каком-либо обстоятельстве, которое влияет на наше благополучие, не искажая его значимости. Это самая настоящая когнитивная ловушка. И просто не существует способа понять все это верно.

© TED conferences
Перевод: компания «Аудиорешения»

Читайте материал по теме:

Даниэль Канеман: «Исследование интуиции» (Explorations of the Mind Intuition )

Почему интуиция иногда работает, а иногда нет? По какой причине большинство прогнозов экспертов не сбываются и можно ли вообще доверять интуиции экспертов? Какие когнитивные иллюзии мешают делать адекватную экспертную оценку? Как это связано со спецификой нашего мышления? Чем отличаются «интуитивный» и «думающий» типы мышления? Почему интуиция может работать не во всех областях человеческой деятельности? Об этом и многом другом Даниэль Канеман рассказал в своей видеолекции Explorations of the Mind Intuition.

*Перевод начинается с 4:25 минуты.

© Berkeley Graduate Lectures
Перевод: p2ib.ru

Даниэль Канеман: «Размышление о науке благополучия»

Развёрнутый вариант TED-выступления Даниэля Канемана. Публичная лекция, прочтённая психологом на Третьей международной конференции по когнитивной науке, также посвящена проблеме двух «Я» — «помнящего» и «настоящего». Но здесь психолог рассматривает эту проблему в контексте психологии well-being. Даниэль Канеман рассказывает о современных исследованиях благополучия и тех результатах, которые ему и его коллегам удалось получить за последнее время. В частности, он объясняет, от каких факторов зависит субъективное благополучие, как на нас воздействует наше «настоящее Я», что представляет из себя концепция полезности, от которой зависит принятие решений, насколько оценка жизни влияет на переживаемое счастье, как взаимосвязаны внимание и удовольствие, которое мы испытываем от чего-либо, и насколько мы преувеличиваем значение того, о чём мы думаем? И, конечно же, не остаётся без внимания вопрос, какое значение исследования переживаемого счастья имеют для общества.

Канеман – лауреат Нобелевской премии по экономике "за применение психологической методики в экономической науке". Он был удостоен награды в 2002-м вместе с Верноном Л. Смитом (Vernon L. Smith). Канеман хорошо известен за свои работы по психологии оценки и принятия решений, поведенческой экономике и гедонистической психологии. Вместе с другими мыслителями, включая Амоса Тверски (Amos Tversky), Канеман установил когнитивную основу для общих человеческих заблуждений, которые вытекают из эвристики и предубеждений. Он также участвовал в разработке теории перспектив.

Даниэль Канеман родился в Тель-Авиве (Tel Aviv) 5 марта 1934-го, когда его мать гостила у родни. Свое детство он провел во Франции (France), куда родители эмигрировали из Литвы (Lithuania) в начале 1920-х. Канеман и его семья находились в Париже (Paris), когда город в 1940-м был оккупирован нацистами. Его отца схватили во время первой крупной облавы на французских евреев, но отпустили по истечении шести недель. На благополучный исход повлиял работодатель отца. Семейство оставалось в бегах всю оставшуюся часть войны. Даниэль лишился отца в 1994-м, который умер из-за проблем, вызванных диабетом. В 1948-м Канеман вместе с родными прибыл на территорию британской подмандатной Палестины (Palestine), как раз перед созданием государства Израиль (Israel).

Канеман получил степень бакалавра наук со специализацией в области психологии в Еврейском университете в Иерусалиме (Hebrew University of Jerusalem) в 1954-м. Затем он работал в службе психологической помощи в Армии обороны Израиля. В число обязанностей Даниэля входила оценка кандидатов для обучения в школе подготовки офицеров, а также разработка тестов.

В 1958-м он направился в Соединенные Штаты, чтобы заработать степень доктора философии в области психологии в Калифорнийском университете в Беркли (University of California at Berkeley). Академическая карьера Канемана началась с чтения лекций по психологии в Еврейском университете в Иерусалиме в 1961-м. Он вырос до старшего преподавателя в 1966-м. Его ранние работы было сосредоточены на визуальном восприятии и внимании.

В 1978-м Канеман перешел на работу в Университет Британской Колумбии (University of British Columbia).

Будучи членом Центра передовых исследований в области поведенческих наук при Стэнфордском Университете (Stanford University) в 1977-1978 гг., Канеман познакомился с Ричардом Талером (Richard Thaler). Они быстро стали друзьями и оказали значительное влияние друг на друга. Даниэль и Ричард оба приняли активное участие в разработке нового подхода к экономической теории. Вместе с Дэвидом Шкаде (David Schkade) Канеман разработал понятие "фокусировки иллюзии", чтобы частично объяснить ошибки, которые делают люди при оценке последствий различных сценариев своего будущего. Это понятие также известно как "аффективное прогнозирование", хорошо изученное Даниэлем Гилбертом (Daniel Gilbert).

В настоящее время Канеман – почетный профессор психологии и профессор кафедры по связям с общественностью в Школе общественных и международных отношений им. Вудро Вильсона при Принстонском Университете (Woodrow Wilson School, Princeton University). Канеман является партнером-основателем консалтинговой компании "TGG Group". Он женат на Энн Трисман (Anne Treisman), специалисте в области психологии внимания и члене Королевского общества.

В 2011-м журнал "Foreign Policy" включил Канемана в список лучших мировых мыслителей. В этом же году был издан его бестселлер, "Мышление: быстрое и медленное" ("Thinking, Fast and Slow"), в котором кратко изложена большая часть исследований Канемана.

Родился: 1934, Тель-Авив, Израиль. Интересы: экспериментальная и социальная психология. Образование: бакалавр, Еврейский университет, Иерусалим, 1954; доктор философии, Калифорнийский университет, 1961.

Профессиональная деятельность: профессор психологии Калифорнийского университета в Беркли; преподаватель социальной психологии, стипендиат Катца-Ныокомба, 1979-; сотрудник Центра развития исследований в области наук о поведении, 1977-8; член АРА, член СРА; награда АРА "За выдающийся научный вклад", 1982.

Основные публикации:

1968 Methods, findings and theory in studies of visual masking. Psychological Bulletin, 70, 404425. 1971 Belief in the law of small numbers. Psychological Bulletin, 76,105-110 (with A. Tver sky).

1973 Attention and Effort. Prentice-Hall.

1973 On the psychology of prediction. Psychological Review, 80,237-251 (withA.Tversky).

1973 Availability: A heuristic for judging frequency and probability. Cognitive Psychology, 5,207-232 (with A. Tversky). 1981 The framing of decisions and the psychology of choice. Science, 211,453-458 (with A. Tversky).

Канеман провел детство во Франции и вернулся в Израиль в 1946. В 1951 он закончил школу и стал изучать психологию и математику в Еврейском университете. В 1955 он поступил на службу в армейское подразделение, занимающееся классификацией и отбором призывников. Там он занимался разработкой различных интервью для оценки личности. При обучении интервьюеров он заметил, что те часто не могли оценить качество своей работы. Достоверная оценка пригодности рекрута к военной службе достигалась преимущественно тогда, когда эксперты принимали во внимание его прошлое до при- зыва. Выводы гораздо чаще заслуживали доверия в том случае, если делались на основе смутных впечатлений. После демобилизации Канеман возвратился в Еврейский университет, где прослушал курсы логики и философии науки. Ему предложили стипендию для выполнения диссертационной работы за границей, и он выбрал Беркли.

Сотрудничество с Амосом Тверски началось в 1969, когда Канеман пригласил Тверски в Еврейский университет читать лекции об оценке вероятности событий. Их первая совместная статья была посвящена закону малых чисел. Дальнейшее сотрудничество привело к фундаментальному прогрессу в нашем понимании эвристики. В большей части своих работ они рассматривали эвристические черты вероятностного мышления, главным образом - доступность, репрезентативность, закрепление (установка "якоря") и корректировка. Доступность касается склонности людей оценивать вероятность события, основываясь на том, насколько легко подобные события приходят им на ум. Канеман и Тверски продемонстрировали, что люди переоценивают вероятность события, если примеры подобного рода легко приходят в голову. Репрезентативность относится к склонности оценивать вероятность события исходя из того, в какой степени это событие соотносится с подходящей психической моделью. Например, в классическом эксперименте испытуемым предлагали краткие описания личности, предположительно инженеров и юристов. Им предлагали оценить вероятность того, что каждое данное описание относится к той или иной профессии. Половине испытуемых сказали, что группа, где были сделаны описания, состояла из 30 инженеров и 70 юристов, а другой половине сказали, что она состояла из 70 инженеров и 30 юристов. Испытуемые проигнорировали априорную информацию о вероятности и оценили принадлежность к профессии исключительно исходя из сходства предложенного описания личности с их образом инженера. Наконец, закрепление и корректировка относятся к процессу вынесения общего суждения, при котором изначально данный или генерированный ответ действует как якорь, а дополнительная информация используется лишь для того, чтобы откорректировать этот ответ. Анализ когнитивных и ситуационных факторов, проведенный Канеманом и Тверски, послужил толчком к проникновению в сущность психологических процессов, управляющих человеческими суждениями и принятием решений, и дал информацию о новых путях для улучшения качества нашего мышления. Д. Канеман - один из основоположников психологической (поведенческой) экономической теории, лауреат Нобелевской премии по экономике 2002 «за применение психологической методики в экономической науке, в особенности – при исследовании формирования суждений и принятия решений в условиях неопределенности» (совместно с В.Смитом).

Жизнь Д.Канемана ярко демонстрирует космополитизм современных ученых. Начав учебу в Еврейском университете Иерусалима (1954 – степень бакалавра по специальности «психология и математика»), Канеман закончил ее уже в калифорнийском университете Беркли (1961 – докторская степень по специальности «психология»). На протяжении последующих 17 лет он преподавал в Еврейском университете Иерусалима, совмещая это с работой в ряде университетов США и Европы (Кембридж, Гарвард, Беркли). С конца 1970-х Канеман на время отошел от работы в Израиле, занимаясь совместными научными проектами с американскими и канадскими учеными в научно-исследовательских центрах этих стран. С 1993 он работает профессором в Принстонском университете США, с 2000 параллельно вновь ведет обучение в Еврейском университете Иерусалима.

Хотя по образованию и профессии Д.Канеман является психологом, присуждение ему премии им. А.Нобеля по экономике в 2002 вызвало одобрение среди экономистов, признающих большое значение его трудов для экономической науки. Канеман стал первым израильтянином и вторым «не-экономистом» (после математика Джона Нэша), который получил Нобелевскую премию по экономике.

Главный объект исследований Канемана – это механизмы принятия человеком решений в ситуации неопределенности. Он доказал, что принимаемые людьми решения существенно отклоняются от того, что предписано стандартной экономической моделью homo oeconomicus. Критикой модели «человека экономического» занимались и до Канемана (можно вспомнить, например, нобелевских лауреатов Герберта Саймона и Мориса Алле), но именно он и его коллеги впервые начали систематически изучать психологию принятия решений.

В 1979 появилась знаменитая статья Теория перспектив: анализ принятия решений в условиях риска, написанная Канеманом в соавторстве с профессором психологии Амосом Тверски (Иерусалимский и Станфордский университеты). Авторы этой статьи, положившей начало так называемой поведенческой экономике (behavioral economics), представили результаты огромного количества опытов, в ходе которых людям предлагалось совершать выбор между различными альтернативами. Эти эксперименты доказали, что люди не могут рационально оценивать ни величины ожидаемых выгод или потерь, ни их вероятности.

Во-первых, обнаружилось, что люди по-разному реагируют на эквивалентные (с точки зрения соотношения выгод и потерь) ситуации в зависимости от того, теряют они или выигрывают. Это явление называют асимметричной реакцией на изменение благосостояния. Человек боится потери, т.е. его ощущения от потерь и приобретений несимметричны: степень удовлетворения человека от приобретения, например, 100 долларов гораздо ниже степени расстройства от потери той же суммы. Поэтому люди готовы рисковать, чтобы избежать потерь, но не склонны к риску, чтобы получить выгоду. Во-вторых, эксперименты показали, что люди склонны ошибаться при оценке вероятности: они недооценивают вероятность событий, которые, скорее всего, произойдут, и переоценивают гораздо менее вероятные события. Ученые обнаружили интересную закономерность – даже студенты-математики, хорошо знающие теорию вероятности, в реальных жизненных ситуациях не используют свои знания, а исходят из сложившихся у них стереотипов, предрассудков и эмоций.

Вместо теорий принятия решений, основывающихся на теории вероятностей, Д.Канеман и А.Тверски предложили новую теорию – теорию перспективы (prospect theory). Согласно этой теории, нормальный человек не способен правильно оценивать будущие выгоды в абсолютном выражении, на самом деле он оценивает их в сравнении с некоторым общепринятым стандартом, стремясь, прежде всего, избежать ухудшения своего положения. С помощью теории перспективы можно объяснить многие нерациональные поступки людей, не объяснимые с позиций «человека экономического».

По мнению Нобелевского комитета, продемонстрировав, насколько плохо люди умеют прогнозировать будущее, Д.Канеман «с достаточным основанием поставил под вопрос практическую ценность фундаментальных постулатов экономической теории».

Конечно, в этом есть заслуга не одного Канемана, большого приверженца научного соавторства. Во время награждения он откровенно признал, что честь быть удостоенным Нобелевской премии редко отражает вклад в науку одного человека. «Это особенно характерно в моем случае, так как я получил премию за работу, которую делал много лет назад с моим близким другом и коллегой Амосом Тверски, ушедшим из жизни в 1996 году. Мысль об его отсутствии в этот день очень печалит меня», – сказал Канеман.

Любопытно отметить, что американский экономист Вернон Смит, награжденный Нобелевской премией по экономике одновременно с Канеманом, является его постоянным оппонентом, доказывая, что экспериментальная проверка в основном подтверждает (а не опровергает) привычные для экономистов принципы рационального поведения. В решении Нобелевского комитета разделить поровну премию по экономике за 2002 между критиком и защитником модели рационального «человека экономического» заметна не только академическая объективность, но и своеобразная ирония над ситуацией в современной экономической науке, где противоположные подходы пользуются примерно одинаковой популярностью.

Труды: Tversky A., Kahneman D. Judgment under uncertainty: Heuristics and biases, 1974; Kahneman D., Tversky A. Prospect theory: An analysis of decisions under risk, 1979; Tversky A., Kahneman D. The framing of decisions and the psychology of choice, 1981; Kahneman D., Tversky A. The psychology of preferences, 1982; Kahneman D., Miller D.T. Norm theory: Comparing reality to its alternatives, 1986; Kahneman D. Experimental economics: A psychological perspective, 1987; Tversky A., Kahneman D. Advances in Prospect theory: Cumulative Representation of Uncertainty, 1992; Kahneman D., Wakker P., Sarin R. Back to Bentham? Explorations of Experienced Utility, 1997.

Для Дэниела Канемана одним из наиболее волнующих моментов в сегодняшнем глобальном экономическом кризисе стало признание Алана Гринспена, бывшего председателя Федеральной резервной системы США, перед комитетом Конгресса в том, что он излишне сильно верил в способность свободных рынков к автоматической коррекции.

«По сути, он сказал, что основы, на которых он строил свою деятельность, являются ошибочными, и эти слова из уст Гринспена производят глубокое впечатление», говорит Канеман, который получил в 2002 году Нобелевскую премию по экономике за свою новаторскую работу по включению отдельных аспектов психологических исследований в экономическую науку.

Но более значимым для Канемана моментом было то, что Гринспен в своем выступлении рассматривал в качестве рациональных субъектов не только физических лиц, но и финансовые организации. «Это показалось мне игнорированием не только психологии, но и экономики. Он, по видимому, верит в магическую силу рынка обеспечивать самодисциплину и хорошие результаты».

Канеман старательно подчеркивает, что, будучи психологом, он является чужим в сфере экономики. Однако он способствовал формированию фундамента для новой области исследований, названной поведенческой экономикой, в рамках которой оспаривается стандартная экономическая теория рационального выбора и вводятся более реалистичные предпосылки относительно человеческих суждений и принятия решений.

Стандартные экономические модели исходят из того, что люди рационально стремятся к максимизации своих выгод и минимизации своих издержек. А сторонники поведенческой экономики оспаривают некоторые из традиционных догматов, показывая, что люди часто принимают решения, основанные на догадках, эмоциях, интуиции и эмпирических правилах, а не на основе анализа издержек и выгод; что рынки заражены болезнью стадного поведения и группового мышления; что индивидуальный выбор часто может оказываться под влиянием того, как формулируются предлагаемые решения.

Чрезмерная уверенность является движущей силой капитализма
Глобальный экономический кризис, корни которого в принятии отдельными людьми и финансовыми организациями решений о вложении средств в непервоклассные ипотеки, поставил в центр внимания поведенческую экономику и вопрос о том, как люди принимают решения. «Люди, взявшие непервоклассные ипотеки, пребывали в абсолютном заблуждении», говорит Канеман, давая интервью « F& amp; D» в своем доме, расположенном на живописнейших холмах Беркли с видом на Сан-Франциско. «Одной из основных идей поведенческой экономики, заимствованной из психологии, является широкое распространение чрезмерной уверенности. Люди делают вещи, которые им совершенно не следовало бы делать, потому что они верят в свой успех». Канеман называет это «иллюзорным оптимизмом».

«Иллюзорный оптимизм, говорит он, является одной из движущих сил капитализма. Многие не отдают себе отчета в рисках, которые они принимают», говорит Канеман. Эта мысль прозвучала также в книге Нассима Талеба «Черный лебедь» , где указывается, что люди не принимают во внимание в достаточной мере возможные последствия редких, но масштабных сокрушительных событий, которые делают наши предположения о будущем неверными.

Он утверждает: «Предприниматели это люди, которые принимают на себя риски и, в большинстве случаев сами не знают об этом. Это происходит в случае слияний и поглощений, но также и на уровне мелких предпринимателей. В США треть малых предприятий банкротится в течение первых пяти лет, но если вы опрашиваете этих людей, каждый из них по отдельности считает, что вероятность его успеха от 80 до 100 процентов. Они просто не знают».

Две стороны или более
Канеман родился в Тель-Авиве в 1934году и в детстве рос в Париже, а затем в Палестине. Он не уверен, объясняется ли его призвание как психолога ранним знакомством с интересными сплетнями или, наоборот, его интерес к сплетням был свидетельством пробуждающегося призвания.

«Как и многие другие евреи, я, полагаю, рос в мире, состоявшем исключительно из людей и слов, и большая часть слов были о людях. Природа практически не существовала, и я так и не научился узнавать цветы или разбираться в животных, пишет он в своей автобиографии. Но люди, о которых любила поговорить моя мать со своими подругами и с моим отцом, были потрясающи своей сложностью. Некоторые из них были лучше других, но и самые лучшие были далеки от совершенства, и никто не был просто плохим. Большинство ее историй рассказывались с иронией, и во всех них было две стороны, если не больше».

В достаточно раннем возрасте в оккупированном нацистами Париже с ним произошел эпизод, который оставил неизгладимое впечатление ввиду множества различных смыслов и выводов, которые можно было сделать в отношении человеческой природы. «Это, вероятно, был конец 1941-го или начало 1942-го. Евреи были обязаны носить Звезду Давида и повиноваться комендантскому часу с 18:00. Я пошел поиграть с другом-христианином и задержался допоздна. Я вывернул мой коричневый свитер наизнанку, чтобы пройти несколько кварталов до дома. Я шел по пустой улице и увидел приближающегося немецкого солдата. На нем была черная униформа, которую мне наказали бояться больше, чем униформ других цветов, ее носили солдаты специальных сил СС. Я сближался с ним, пытаясь идти быстро, и заметил, что он пристально смотрит на меня. Он подозвал меня, взял на руки и обнял. Я испугался, что он заметит звезду на моем свитере. Однако он говорил со мной очень эмоционально на немецком языке. Когда он снова поставил меня на землю, он открыл свой бумажник, показал мне фото мальчика и дал немного денег. Я пошел домой еще более чем когда-либо уверенный в правоте моей матери: люди бесконечно сложны и интересны».

В 1946 году его семья переехала в Палестину, и в Еврейском университете Иерусалима Канеман получил свою первую степень по психологии с дополнительной специализацией в области математики. В 1954году он был призван в израильскую армию и после года службы командиром взвода, получил задание провести оценку солдат боевых подразделений и их способностей к лидерству. Тогда Канеман разработал принципиально новую систему собеседований для назначения новобранцев на подходящие должности, и эта система лишь с небольшими изменениями применяется по сей день.

В 1961 году он окончил Университет Калифорнии в Беркли и в период с 1961 по 1978 год был преподавателем в Еврейском университете, проводя свои академические отпуска за границей, в частности в Гарварде и Кембридже. Именно во время работы в Иерусалиме началось сотрудничество, которое впоследствии привело к получению Нобелевской премии в области, которую Канеман не изучал, в экономике.

Новое направление исследований
Канеман, в настоящее время почетный профессор психологии и общественных дел в Школе имени Вудро Вильсона при Принстонском университете, получил Нобелевскую премию в 2002 году за работу, проделанную им вместе с коллегой психологом Амосом Тверски. Сотрудничество двух ученых продолжалось более десяти лет, но Тверски умер в 1996 году, а премия не присуждается посмертно. «Нам с Амосом посчастливилось вместе иметь гуся, который нес золотые яйца, общий ум, который был лучше каждого из наших умов по отдельности», сказал Канеман об их совместной работе.

Представляя премию, Нобелевский комитет отметил, что Канеман включил выводы психологии в экономику, тем самым заложив фундамент для нового направления исследований. Премия была дана Канеману совместно с Верноном Смитом, который создал основы для отдельной области экспериментальной экономики.

Основные открытия Канемана касаются принятия решений в ситуации неопределенности. Он продемонстрировал, как человеческие решения могут систематически не соответствовать предсказаниям стандартной экономической теории. Совместно с Тверски он сформулировал «теорию перспективы» в качестве альтернативы, которая лучше объясняет наблюдаемое поведение. Канеман также открыл, что человеческие суждения могут основываться на интуитивных прорывах, систематически отклоняющихся от базовых принципов вероятности. «Его работа вдохновила новое поколение исследователей в области экономики и финансов на то, чтобы обогатить экономическую теорию, пользуясь выводами когнитивной психологии в отношении глубинной человеческой мотивации», говорится в заявлении Нобелевского комитета.

Теория перспективы помогает объяснить результаты экспериментов, свидетельствующие о том, что люди часто принимают различные решения в ситуациях, которые по существу являются идентичными, но представлены в различной форме. Статья этих двух авторов стала второй по числу цитировавшихся статей из вышедших в престижном научном экономическом журнале Econometrica в период 1979-2000 годов (KahnemanandTversky, 1979). Это исследование оказало влияние на самые различные дисциплины, включая маркетинг, финансы и теорию потребительского выбора.

Канеман говорит, что не следует искать особого смысла в названии теории. «Когда мы уже были готовы представить работу к публикации, мы намеренно выбрали ничего не значащее название для нашей теории “теория перспективы”. Мы исходили из того, что если когда-либо теория приобретет известность, необычное название пойдет на пользу. Вероятно, это было разумным решением».

В совместных исследованиях Канемана и Тверски изучается вопрос о том, почему реакция человека на потери является значительно более сильной, чем реакция на выигрыш, и это привело к формулированию понятия «неприятие потерь», что является одной из основных областей исследований в поведенческой экономике.

Два психолога также эмпирически обнаружили, что люди присваивают меньшие веса при принятии решений тем результатам, которые являются лишь вероятными, чем результатам, которые несомненны. Эта тенденция ведет к уклонению от риска в случаях выбора с практически несомненным выигрышем и к принятию риска в случаях выбора с практически несомненным проигрышем. Благодаря этому можно объяснить поведение игрока, проигрывающего много раз подряд и, тем не менее, отказывающегося принять свои очевидные потери и продолжающего игру в надежде вернуть свои деньги.

«Люди готовы делать ставки в надежде вернуть утраченное», — сказал Канеман в радио интервью в Беркли в 2007 году. Это вызывало у него беспокойство в связи с тем, что руководители государства, которые поставили страну на грань поражения в войне, с большей вероятностью будут склонны к принятию дополнительного риска, чем к прекращению военных действий.

Соавторами было также обнаружено, что люди проявляют непоследовательные предпочтения, если один и тот же вариант представляется им в различных формах. Это помогает объяснить нерациональное экономическое поведение, например, заключающееся в том, что люди едут в отдаленный магазин, чтобы воспользоваться скидкой на дешевый товар, но не делают того же для получения скидки на дорогие товары.

Создание новой дисциплины
То, как теория перспективы нашла свое приложение к экономике, представляется почти случайностью, связанной с публикацией. Канеман и Тверски решили опубликовать статью в журнале Econometrica, а не в PsychologicalReview, поскольку первый опубликовал их более раннюю работу о принятии решений, что привлекло к их исследованиям внимание экономистов.

Канеман говорит, что его сотрудничество с многолетним партнером по исследованиям и другом Ричардом Талером, профессором экономики и науки о поведении из университета Чикаго, способствовало разработке поведенческой экономики. «Хотя я не отказываюсь от своих заслуг, я должен сказать, что, по моему мнению, работа по интеграции была фактически проделана в основном Талером и группой молодых экономистов, которая начала быстро формироваться вокруг него, начиная с Колина Камерера и Джорджа Ловенстейна, к которым затем присоединились Мэттью Рабин, Давид Лейбсон, Терри Одеан и Сендхил Малейнатан».

Канеман говорит, что они с Тверски предложили «довольно много первоначальных идей, которые впоследствии вошли в теоретические разработки некоторых экономистов, и теория перспективы, несомненно, придала некоторую правомерность опоре на психологию как на источник реалистичных предпосылок в отношении экономических субъектов». Талер, который был постоянным автором колонки «Аномалии» в журна¬ле JournalofEconomicPerspectives в период с 1987 по 1990 год и периодически писал в этой колонке и впоследствии, говорит, что именно благодаря совместной работе Канемана и Тверски на сегодняшний день мы имеем процветающее направление поведенческую экономику. «Их работа стала концептуальной основой, благодаря которой стало возможным существование нашей области науки».

Толчок, созданный кризисом
Шум, созданный присуждением Нобелевской премии, в сочетании с самоанализом со стороны отрезвленных глобальным экономическим кризисом экономистов создали сильный толчок к распространению поведенческой экономики. До того сильный, что она начала проникать в сегодняшний Белый дом через такие книги как «Толчок к правильному выбору» (« Nudge») (Талер и Санстейн) и «Предсказуемо иррациональный» (« PredictablyIrrational») профессора университета Дьюк Дэна Ариели.

В книге «Толчок к правильному выбору» исследуется, как люди делают выбор и как их можно подтолкнуть к лучшему выбору для них самих по целому спектру вопросов, таких как покупка здоровой еды или решение направлять больше денег на сбережения. «Совершенно очевидно, что сейчас хорошее время для поведенческой экономики», говорит Канеман с улыбкой.

Не все согласны, что будущее за поведенческой экономикой, рассматривая ее как преходящее и докучливое увлечение. «Конечно, сегодня все помешаны на поведенческой экономике. У случайного читателя может создаться впечатление, что рациональный homoeconomicus умер печальной смертью, а экономисты пошли вперед и признали истинную иррациональность иррациональность человечества. Ничто не может быть дальше от истины», — говорит Давид Левин из университета Вашингтона в Сент-Луисе.

«Сторонники поведенческой экономики правы, указывая на ограниченность возможностей человеческого познания, говорит Ричард Познер с юридического факультета Чикагского университета. Но если они имеют те же ограничения в способности к познанию, как и потребители, должны ли они заниматься разработкой систем защиты потребителей?»

«Вероятно, самая большая задача, стоящая перед поведенческой экономикой, заключается в том, чтобы продемонстрировать свою применимость в реальном мире, пишут Стивен Левитт и Джон Лист в статье, опубликованной в журнале Science (2008).Почти во всех случаях лабораторные исследования обнаруживают убедительные эмпирические свидетельства в пользу поведенческих аномалий. Однако есть много причин подозревать, что эти лабораторные результаты могут не иметь столь общего характера, чтобы быть справедливыми для реальныхрынков».

Место в экономике
Хотя поведенческая экономика на сегодняшний день получила статус признанной дисциплины, преподаваемой в ведущих университетах, «она остается дисциплиной, строящейся на недостатках стандартной экономической теории, говорит Вольфганг Песендорфер, профессор экономики Принстонского университета.

Однако ее полная интеграция в экономическую науку оказывается затруднительной, хотя Уоллстрит и инвестиционные аналитики принимают во внимание когнитивные и эмоциональные факторы, сказывающиеся на процессе принятия решений людьми, группами и организациями. «Существует слишком много теорий поведения, и большинство из их имеют слишком узкое применение, пишет в своей статье Дрю Фюденберг из Гарвардского университета.

В глазах некоторых даже теория перспективы остается ущербной в виду отсутствия общепринятой модели того, как устанавливаются точки отсчета. «Принципиальная разница между психологами и экономистами заключается в том, что психологов интересует индивидуальное поведение, а экономистов объяснение результатов взаимодействия групп людей,говорит Давид Левин в лекции, прочитанной в Институте Европейского университета и озаглавленной «Обречена ли поведенческая экономика?».

Рост доверия
Тем не менее, потрясения, вызванные крахом на рынке непервоклассных ипотек и последующим глобальным кризисом, привели к тому, что повысилось доверие к необходимости большего учета человеческого фактора в регулировании и экономической политике. Канеман предлагает целый ряд выводов из текущего кризиса.

Необходимость большей защиты потребителей и индивидуальных инвесторов. «Всегда существовал вопрос о необходимости и степени требуемой защиты людей от их собственного выбора, говорит он. Но, мне кажется, сейчас стало очень и очень сложно утверждать, что людям не нужна защита».

Недостатки рыночных механизмов имеют значительно более широкие последствия. «Довольно интересно, оказывается, что когда не обладающие достаточной информацией отдельные люди теряют свои деньги, это ведет к краху глобальной экономики. Соответственно, иррациональные действия отдельных людей имеют значительно более широкие последствия в контексте рационально злонамеренных субъектов в финансовой системе и чрезвычайно слабого регулирования и надзора».

♦ Ограниченные возможности прогнозирования. «Чрезвычайно высокая изменчивость на фондовых рынках и в финансовой системе свидетельствует об уровне неопределенности в системе и ограниченных возможностях прогнозирования».

Представляется, что Гринспен согласен с наличием недостатков в моделях, используемых для прогнозирования и оценки риска. В статье, опубликованной в FinancialTimes в марте прошлого года, Гринспен сравнивает человеческую природу с потерянным кусочком картинки-головоломки, из- за которого оказывается невозможно объяснить, почему распространявшийся кризис непервоклассных ипотек не был выявлен раньше, в рамках моделей управления риском или эконометрического прогнозирования.

«Эти модели полностью не учитывают то, что, по моему мнению, до настоящего времени было лишь маргинальным фактором для моделей делового цикла и финансовых моделей природную человеческую реакцию, которая ведет к резким чередованиям эйфории и испуга, повторяющихся из поколения в поколение практически без каких бы то ни было признаков накопления знаний, пишет Гринспен. Мыльные пузыри цен на активы вздуваются и лопаются сегодня, точно также как это было с начала XVIII века, когда возникли современные конкурентные рынки. Конечно, мы склонны называть такую поведенческую реакцию нерациональной. Однако для прогнозирования должно быть важно не то, является ли человеческая реакция рациональной или нера¬циональной, а только ее наблюдаемость и систематичность». «По моему мнению, это важная отсутствующая «объясняющая переменная» и в моделях управления риском, и в макроэконометрических моделях».

Размышления о мышлении
Помимо Нобелевской премии по экономике Канеман получил признание как один из крупнейших ученых в области психологии. «Канеман, его коллеги и студенты изменили наши представления о том, как люди мыслят, сказал президент Американской психологической ассоциации Шарон Стефенс во время присвоения Канеману в 2007 году высшей награды в данной области науки «за выдающийся вклад всей жизни в психологию». Канеман продолжает пристально наблюдать за развитием поведенческой экономики, но сам давно уже занимается другими вопросами. Сегодня основное внимание в его работе сместилось на изучение благополучия, и совместно с институтом Гэллапа он занимается проведением всемирного опроса для получения количественной оценки глобальных вопросов и мнений в более чем 150 странах.

Вызов духовенству
В прошлом Канеман сравнивал сообщество экономистов с духовенством, в которое сложно войти еретикам. Но он признает, насколько далеко экономическая наука продвинулась за последние три десятилетия во включении в себя результатов психологических исследований и элементов других общественных наук. «Мы опубликовали нашу статью в журнале Econometricaв 1979 году, то есть 30 лет назад. В 2002 году я был принят с почестями в Стокгольме. Так что это не очень строгая церковь, учитывая что в течение первых лет экономисты по большей степени нас просто игнорировали. Да, я говорил о церкви, но это не церковь, где вас сожгут на костре за ересь, иначе мы недосчитались бы очень многих!»

В 2002 году Дэниэл Канеман (Daniel Kahneman) получил Нобелевскую премию по экономике. Ничего особенного, только один факт — Даниэль всю жизнь занимается психологией. В частности, он является одним из двух исследователей, которые в начале 70-х пытались разрушить основополагающую парадигму экономических наук того времени: миф о человеке, принимающем архи-рациональные решения, известного как «Человек экономический».

К сожалению, соратник Даниэля, Амос Тверски, умер в 1996 году в возрасте 59 лет. Если бы Тверски был жив, он, несомненно, разделил бы Нобелевскую премию с Канеманом, его давним коллегой и дорогим другом.

Человеческая иррациональность — центральная точка всех работ Канемана. По существу, весь его исследовательский путь можно поделить на три этапа, на каждом из которых «человек иррациональный» раскрывает себя с новой стороны.

На первом этапе, Канеман и Тверски провели ряд гениальных экспериментов, которые выявили около двадцати «когнитивных искажений» — бессознательных ошибок рассуждения, искажающих наши суждения о мире. Наиболее типичен « »: склонность к зависимости от малозначимых чисел. Например, в одном эксперименте опытные немецкие судьи показали более высокую склонность к вынесению длительного срока заключения для магазинного вора, в случае выпадания на кубиках большого числа.

На втором этапе Канеман и Тверски доказали, что люди, принимающие решения в условиях неопределенности, не ведут себя образом, предписываемым им экономическими моделями; они не «максимизируют полезность». Позже они развили альтернативную концепцию о процессе , более близкую к реальному человеческому поведению, получившую название «теория перспектив». Именно за это достижение Канеман получил Нобелевскую премию.

На третьем этапе своей карьеры, уже после смерти Тверски, Канеман углубился в «гедонистическую психологию»: , его природе и причинах. Открытия в этой области были весьма экстравагантны — и не только потому, что один из ключевых экспериментов включал нарочно затянутую исследователями колоноскопию (это неприятная медицинская процедура, во время которой врач-эндоскопист осматривает и оценивает состояние внутренней поверхности толстой кишки при помощи специального зонда).

Книга «Думай медленно, решай быстро» (Thinking, fast and slow ) охватывает эти три этапа. Это удивительно богатая работа: яркая, глубокая, полная интеллектуальных сюрпризов и ценная для самосовершенствования. Она занимательна и во многих моментах трогательна, особенно в тех, где Канеман рассказывает о своем сотрудничестве с Тверски («Удовольствие, которое мы получали от совместной работы, сделало нас чрезвычайно терпимыми; намного легче стремиться к совершенству, когда вы не скучаете ни минуты»). Его видение недостатков человеческого разума настолько впечатляет, что колумнист New York Times Дэвид Брукс (David Brooks) недавно заявил: работу Канемана и Тверски «будут помнить сотни лет спустя» и что «это важная точка опоры в самопознании человеком самого себя».

Лейтмотив всей книги — человеческая самоуверенность. Все люди, и в особенности эксперты, склонны преувеличивать значимость своего понимания мира — это один из ключевых постулатов Калемана. Несмотря на все , заблуждения и иллюзии, что он и Тверски (наряду с другими исследователями) обнаружили за последние несколько десятилетий, автор не торопится утверждать об абсолютной иррациональности человеческого восприятия и поведения.

«Большую часть времени мы здоровы, а наши действия и суждения преимущественно соответствуют ситуации», пишет Канеман во введении. Тем не менее, через несколько страниц он отмечает, что результаты их работы бросили вызов идее, распространенной в академических кругах, что «люди, как правило, рациональны». Исследователи обнаружили «систематические ошибки в мышлении нормальных людей»: ошибки, возникающие не от чрезмерного воздействия эмоций, а встроенные в сложившиеся механизмы познания.

Хотя Канеман описывает только скромные политические последствия (например, договоры должны быть изложены более ясным языком), другие (возможно, более самоуверенные исследователи) пошли гораздо дальше. Брукс, например, утверждает, что работы Канемана и Тверски иллюстрируют «ограничения социальной политики», в частности, глупость действий правительства по борьбе с безработицей и по восстановлению экономики.

Быстрый или логичный

Такие радикальные данные вызывают неодобрение, даже если они не поддерживаются автором. А неодобрение порождает скептицизм: названный Калеманом «Системой 2» (System 2). В схеме Канемана «Системой 2» является наш медленный, преднамеренный, аналитический и сознательно целенаправленный способ рассуждения о мире. «Система 1» (System 1), напротив, наш быстрый, автоматический, интуитивный и в значительной степени бессознательный режим.

Именно «Система 1» обнаруживает враждебность в голосе и легко завершает фразу «Черное и...». А «Система 2» моментально приступает к делу, когда нам нужно заполнить налоговую форму или припарковать машину на узком участке. Канеман и другие нашли простой способ объяснить как у человека включается «Система 2» во время задания: достаточно посмотреть в его глаза и подметить, как расширились зрачки.

В свою очередь, «Система 1» использует ассоциации и метафоры для реализации быстрого и поверхностного представления о действительности, на который «Система 2» опирается для достижения четких убеждений и обоснованных выборов. «Система 1» предлагает, «Система 2» располагает. Получается, «Система 2» доминирует? В принципе, да. Но кроме своей избирательности и рациональности, она еще и ленива. Она быстро устает (для обозначения этого существует модный термин «истощение Эго»).

Слишком часто, вместо замедления работы и анализа вещей, «Система 2» довольствуется легким, но недостоверным видением, которым ее кормит «Система 1».

Скептически настроенный читатель может спросить, насколько серьезно стоит расценивать все эти разговоры о Первой и Второй системах. На самом ли деле они — пара маленьких «агентов» в нашей голове, каждый со своей отличительной индивидуальностью? Не совсем, говорит Канеман, скорее они являются «полезными фикциями» — полезными потому, что помогают объяснять причуды человеческого разума.

Проблемы не у Линды

Рассмотрим «самый известный и самый спорный» эксперимент, по мнению Канемана, который он и Тверски проводили вместе: «проблему Линды». Участники эксперимента рассказали о вымышленной молодой женщине по имени Линда, одинокой, откровенной и очень яркой, которая, будучи студенткой, была глубоко обеспокоена вопросами дискриминации и социальной справедливости. Далее участников эксперимента спросили — какой вариант вероятнее? Тот, что Линда — кассир в банке, или то, что она — кассир банка и активная участница феминистского движения. Подавляющее большинство респондентов назвали второй вариант более вероятным. Другими словами, «феминистка банковский кассир» была более вероятным, чем просто «банковский кассир». Это, конечно, явное нарушение законов вероятности, ведь каждая феминистка-кассир является банковским служащим; добавление деталей может только снизить вероятность. Тем не менее, даже среди аспирантов Стэнфордского университета бизнеса, проходящих усиленную подготовку по теории вероятности, 85% провалили «проблему Линды». Одна студентка отметила, что она совершила элементарный логический промах, так как «Я думала, вы просто спросили мое мнение».

Что здесь пошло не так? Простой вопрос (насколько целостно повествование?) заменяется на более сложный (насколько это вероятно?). И это, по мнению Канемана, является источником многих предубеждений, заражающих наше мышление. Система 1 перескакивает на интуитивное умозаключение, основанное на «эвристике» — легким, но несовершенным способом ответа на сложные вопросы — и Система 2 одобряет этот , не утруждая себя излишней работой, если он выглядит логичным.

Канеман описывает десятки подобных экспериментов, демонстрирующих сбои в рациональности — «базовое установленное пренебрежение», «каскады доступности», «иллюзия достоверности» и т. д.

Неужели мы так безнадежны? Подумайте еще раз о «проблеме Линды». Даже великий биолог-эволюционист Стивен Джей Гулд (Stephen Jay Gould) был обеспокоен этим. В ходе описанного выше эксперимента он знал правильный ответ, но написал, что «обезьянка в моей голове продолжает скакать вверх-вниз, крича: “Она же не может быть просто кассиром банка; прочти описание!”».

Канеман убежден, что именно Система 1 Гулда подсказывала ему неправильный ответ. Но, возможно, происходит нечто менее уловимое. Наш повседневный разговор происходит на богатом фоне неустановленных ожиданий — то, что лингвисты называют «импликатурой». Такие импликатуры могут просочиться в психологические эксперименты. Учитывая ожидания, способствующие коммуникации, возможно, было бы разумно для участников эксперимента, выбравших вариант «Линда — банковский клерк», подразумевать, что она не была феминисткой. Если так, то их ответы нельзя считать по-настоящему ошибочными.

«Неубиваемый» оптимизм

В более естественных условиях — когда мы обнаруживаем факт мошенничества; когда рассуждаем о вещах вместо символов; когда оцениваем сухие цифры, а не доли — люди с большей вероятностью не сделают похожие ошибки. По крайней мере, об этом говорит большинство дальнейших исследований. Возможно, мы не настолько иррациональны в конце концов.

Некоторые когнитивные предубеждения, конечно, грубо смотрятся даже в самых естественных условиях. К примеру, то, что Канеман называет «ошибочное планирование»: склонность к переоценке преимуществ и недооценке затрат. Так в 2002 году, реконструируя кухни, американцы ожидали, что работа в среднем стоит $18 658, а в итоге платили $38 769.

Ошибочное планирование является «только одним из проявлений тотально-оптимистичной предвзятости», которая «вполне может быть наиболее значительным из когнитивных предубеждений». Получается, в каком-то смысле, уклон в сторону оптимизма очевидно плох, т.к. он порождает ложные убеждения — такие, как уверенность в том, что все под вашим контролем, а не просто удачное стечение обстоятельств. Но без этой «иллюзии контроля» были бы мы способны подниматься с кровати каждое утро?

Оптимисты психологически более устойчивы, имеют сильную иммунную систему и живут в среднем дольше, чем их сверстники-реалисты. Кроме того, как отмечает Канеман, преувеличенный оптимизм служит защитой от парализующего действия другого предубеждения: «страха потери»: мы склонны бояться потерь больше, чем ценить приобретения.

Помнящее счастье

Даже если бы мы могли избавиться от предубеждений и иллюзий, отнюдь не факт, что это сделало бы нашу жизнь лучше. И тут встает фундаментальный вопрос: что такое точка рациональности? Наши повседневные способности к рассуждению эволюционировали, чтобы эффективно справляться со сложной и динамичной окружающей средой. Таким образом, они, скорее всего, будут гибкими к этой среде, даже если отключатся в нескольких искусственных экспериментах психологов.

Канеман никогда не вступал в философские поединки с природой рациональности. Он, однако, выдвинул захватывающее предложение о том, что может быть ее целью: счастье. Что значит быть счастливым? Когда Канеман впервые поднял этот вопрос в середине 90-х, большинство исследований счастья опирались на опросы людей о том, насколько они удовлетворены своей жизнью в целом. Но столь ретроспективные оценки зависят от памяти, которая является крайне ненадежной переменной. А что, если вместо этого отбирать приятный и болезненный опыт от случая к случаю и суммировать его с течением времени?

Канеман называет это «испытывающим» благополучием, как противопоставление «запоминающему» благополучию, на которое опираются исследователи. И он обнаружил, что эти две меры счастья расходятся в неожиданных направлениях. «Испытывающее Я» делает не то же самое, что и «Запоминающее Я». В частности, Запоминающее Я не заботится о продолжительности — как долго длится приятный или неприятный опыт. Скорее, оно ретроспективно оценивает опыт по максимальному уровню боли или удовольствия.

В одном из наиболее ужасающих экспериментов Канемана были показаны две причуды Запоминающего Я — «продолжительное пренебрежение» и «правило последнего впечатления». Две группы пациентов должны были пройти болезненную колоноскопию. Пациенты из группы А прошли обычную процедуру. Пациенты группы Б тоже прошли данную процедуру за исключением нескольких добавленных минут дискомфорта, в которые колоноскоп был неподвижен. Какая группа пострадала больше? Группа Б пережила всю боль, испытанную группой А, и много чего еще. Но поскольку продление колоноскопии у Группы Б было менее болезненно, чем основная процедура, пациенты этой группы беспокоились меньше, и повторная колоноскопия почти не вызвала у них возражений.

Как с колоноскопией, так и с жизнью. Не «испытывающее», а «помнящее Я» отдает поручения. Помнящее Я осуществляет «тиранию» над Испытывающим Я. «Как ни странно это может показаться», пишет Канеман, «я есть одновременно “запоминающее я” и “испытывающее я”, делающее мою жизнь мне незнакомой».

Радикальный вывод Канемана не столь дальновиден. «Испытывающего Я» может и не существовать вовсе. Например, сканирующие мозг эксперименты Рафаэля Малаха (Rafael Malach) и его коллеги из института Вайцмана в Израиле показали, что когда предметы поглощаются в опыте, например, при просмотре фильма «Хороший, плохой, злой», части мозга, связанные с самосознанием, закрыты (ингибированы) остальной частью мозга. Личность, кажется, просто исчезает. Тогда кто же наслаждается фильмом? И почему такие обезличенные удовольствия должны входить в зону ответственности «запоминающего Я»?

Очевидно, что в гедонистической психологии еще многое должно быть открыто. Но концептуальные инновации Канеман заложил в основу для многих эмпирических исследований, изложенных в его работе: что головные боли гедонически тяжелее у бедняков; что женщины, живущие одни, в среднем зарабатывают столько же, как и женщины, имеющие спутника жизни; и что семейного дохода в $75 000 в дорогих регионах и странах достаточно, чтобы максимизировать удовольствие от жизни.